Пророки

— Мир, значит? Говоришь, Амос мира желает? Это как же?

Эсси вздохнула, потерла ладонями лицо и заправила непокорную косичку за ухо.

— Говорит, наказывают-то нас все больше и больше. Сдается ему, это все оттого, что вы не желаете вести себя, как подобает.

«А как им подобает себя вести? — мысленно возразила она. — Такими уж небо их сотворило: один — вода, другой — сосуд для воды. Кому от этого плохо?» И все же, пускай им удалось обрести такое редкое сокровище, ее привел сюда долг. Она пришла, чтобы доказать свою преданность мужчине, который за нее торговался. Пускай и зря понадеявшись на честность деляги.

— И что, дал он слово, что больше меня не тронет? — выпытывала она у Амоса.

— Так не бывает, сладенькая моя, — увещевал ее он. — С тубабами этак запросто не сговоришься. Но обряд защитит тебя, даст ли он слово, нет ли. Они свои обряды чтут. А мы по-ихнему и сделаем. Перемахнем через метлу. Вырастим его семя. Да поклонимся его Евангелию. И никто тебя больше не тронет. Клянусь!

Эсси промолчала. Но молчание ее яснее слов должно было сказать Амосу: «Дак разве ж не нарушил он обет, данный мисси Рут, когда накинулся на меня? Неужто в их Евангелии сказано: „Твори зло, сколько пожелаешь“? У меня же и Соломон есть в доказательство! Дурачина ты, Амос. Хорошо хоть сердце у тебя доброе». Только он не услышал.

Эсси обернулась к парням. Самуэль смотрел на Исайю.

— Говорил я тебе, — сказал он.

Исайя не ответил. Только посмотрел на сидевшего у него на коленках Соломона и прошептал:

— Не желаете вести себя, как подобает.

Потом он поднял малыша высоко-высоко. Тот задрыгал ножками, захохотал и сунул в рот пальчики. Исайя снова усадил его к себе на колени, обернулся к Самуэлю и шепнул:

— Прости.

Тот покачал головой, поднялся и прошел в другую часть хлева, поближе к стойлам. А там поднялся на цыпочки и вскинул руки вверх. Икры его напряглись, ягодицы подтянулись. Казалось, он пытается дотянуться до чего-то, заранее зная, что не достанет.

— Что он делает? — тихонько спросила Эсси у Исайи.

— Ему тут слишком тесно, — ответил тот, не сводя глаз со спины Самуэля.

— А-а, — протянула она, рассудив, что «тут», вероятно, значит не просто «в хлеву», но «в этой жизни».

Потом встревоженно улыбнулась и посмотрела Самуэлю в спину. Ее прислали сюда расчистить путь, а добилась она лишь того, что гонимые отступили глубже в чащу. Встав с табурета, Эсси потянулась взять у Исайи Соломона.

— Давай провожу тебя до двери, — предложил тот, поднимаясь, — и малыша донесу.

Они медленно двинулись к выходу.

— Прямо не хочется его отпускать, — сказал Исайя.

— Мне не понять, — отозвалась Эсси. У порога она улыбнулась, забрала у Исайи Соломона и добавила: — Слушай, Исайя, ты зайди как-нибудь, объясни ему. Слушать-то он не станет. Но…

Она окинула их взглядом. Самуэль все так же стоял спиной, а Исайя чуть отклонил назад голову, словно открытый небесной благодати. Эсси открыла рот, но слова не шли у нее с языка.

«Никогда я вслух этого сказать не решусь, но ребенка я Соломоном нарекла, потому что одна половина его — моя, а вторая — нет. Что может быть страшнее?»

Она поглядела на губы Исайи, потом опустила глаза на мальчика. «Он впихнул его в меня, не спросив, хочу я того или нет. И вот малыш выскочил наружу, и жизнь стала сущим адом. Мне теперь его нянчить. На коленях качать, когда плачет. А Амос только сидит себе и поглядывает, чтоб я, как он выражается, „глупостей не наделала“. Но что глупого в том, что я говорю как есть?»

Эсси шагнула за порог, бросила взгляд на свиней в загоне и впервые отметила, что у Соломона кожа точно того же цвета. Голос Амоса в голове произнес: «Заборчик, Эсси! Помни о заборчике!»

«Чего ради? — подумалось ей. — Если через него все равно можно перебраться? Доски гниют. Рейки ломаются. Однажды налетит ураган — глядишь, а никакой ограды уже нету. А чем же тубабы от бури отличаются? Вьются, как смерчи, уничтожая все на своем пути. Может, они и есть потоп, который наслал на землю Господь?»

Эсси развернулась и медленно пошла к воротам. «Я пришла сюда с пирогом, печь который не хотела, потому что Амос — лучшее, что могло со мной случиться. Он видит меня. Как вы не понимаете?»

Она обернулась. Исайя и Самуэль так и не сдвинулись с места. «Амос заключил сделку, пускай верит в нее только он один. Но пока она в силе, я забору рухнуть не дам и свиноматкой снова не стану. Где вы, ребята, были, когда мне худо пришлось? Знамо дело, тут отсиживались, чтоб не нарваться. Вот и я нарваться не хочу. Уж потащу и дальше свое ярмо, которое Амос велит мне любить, потому как вроде Иисус того хотел. Не такая уж большая цена, говорит. А платить-то кому пришлось? Тут он замолкает, потому как ответ ему хорошо известен».

Соломон вскинул голову, как раз когда слезы навернулись Эсси на глаза. Она поскорее проморгалась, утерлась и взяла себя в руки.

— Что ж, доброго здоровьечка, — крикнула она на прощание и пошла прочь.