Пророк Темного мира

Мы были как все и жили как все,
Ни в чем никого не виня…
Свободой реки поили нас,
На перекатах звеня.
Но где-то за черной закатной чертой
Кто-то решил все за всех.
И стих в цветущих наших лесах
Детский веселый смех…
Тогда мы встали за отчий край
И вышли на смертный бой.
Когда к щиту прижимается щит
И надо держать строй.
Незнати… Злая наша судьба!
Холоден незнатя глаз.
И заросли сорной травой
Могилы лучших из нас.
Дружинники — сила, дружинники — спесь,
Не скажешь им — нас не трожь!
И запылала меж голых холмов
Наша несжатая рожь…
Мертвым светом горит Луна
Слышится волчий вой.
Но если встали — надо стоять.
Надо держать строй!
Хитрый Закат, коварный Восход
Будь прокляты навсегда!
Багровое око в спину глядит,
В глаза зрит смерти звезда.
За право жить на своей земле,
За право всегда быть собой —
Сдвинем, братья, покрепче щиты —
Надо держать строй!
Бей, волчья кость, в тугой барабан,
Зови всех, кто сможет встать.
Вновь воеводы из Чистых земель
Ведут в наши земли рать.
Вновь лезут твари из горных пещер
Идут на нас темной стеной.
И пусть за нами уж нет ничего,
Надо держать строй!
Вьется черный пожарищ дым…
Песен не сложат о нас…
Валится наземь твой друг и брат,
Битый стрелою в глаз.
Встанем теперь — спина к спине.
Это последний бой…
Что ж, напоим вражьей кровью клинки
И будем держать строй!

— Это песня о Последней войне. Тогда нас разбили, и итеры сделались тайным народом, — помолчав, сказал Бойша, заметив, что Тамара слушала его пение.

— А кто сочинил?

— Сочиняют небылицы. А песни складывают, — как маленькой, разъяснил ей итер. — Эту сложил я…

К вечеру путники достигли Кривой плеши и разбили стан на ее краю. Мыря, весьдень прошагавший молчком, послюнил пальцем ноздри, шумно принюхался и тихо сказал:

— До полуночи конь будет здесь. Надо подождать.

Незнать не ошибся. Костер не успел прогореть, как послышался знакомый заунывный скрип катков, и из тьмы, заслоняя холодные осенние звезды, выплыл светящийся пузырь. Следом за ним надвинулась темная громада коня.

— Пустой, — снова принюхавшись, сообщил Мыря. — Полезли наверх, спать пора.

— Да, но куда же нам дальше? — подала голос Тамара.

— Утром говорить будем, — отрезал незнать.

И утро пришло — холодное, туманное, с мокрым снегом и пронизывающим до костей ветром. Позавтракав, путники собрались на носу коня, кутаясь в плащи.

— Дикая земля пошла, — посуровевшим голосом многозначительно произнес Бойша.

— А ране, стало быть, домашняя была? — усмехнулся Мыря.

Итер неожиданно ответил незнатю, кивнув вполне благожелательно:

— Обжитая. Под княжей шуйцей, под Всеблагого Отца десницей лежит. Отсель же пустоземье начинается. До Воли-реки на восходе, до Черного болотища на полдне тянется. Стерегитесь, ни за грош пропасть тут можно. Народишко здешний лихой да безжалостный. Сперва бьет, потом спрашивает.

Мыря закряхтел, сплюнул за борт, в волглую снежную кипень, натянул на глаза треух.

— Пустоземье там, не пустоземье… Ты вот чего скажи, мил-человек: бумаги-то свои куда понесешь? Мерекаю я, нам с вашими набольшими погутарить было бы неплохо.

Бойша вскинул голову, хотел что-то сказать, но сдержался, притушив порыв. Заговорил он чуть позже, медленно, взвешивая каждое слово.

— Набольший наш, господин нарук Стило Трошсын, ждет меня у Воли-реки в тайном поселении. Если согласны вы со мной идти, надо будет коня через пару дён завернуть на Чернолесскую плешь. По ней и выйдем. Две седмицы всего.