— Все! — неожиданно густым для его щуплого сложения голосом рявкнул Цимлянский. — Довольно! Я человек… э-э-э… покладистый и понятливый, но всему есть предел! Чтобы к завтрашнему дню интервью с Сазоновым было у меня на столе. Точка! Я — обедать.
И, с фохотом отодвинув стул, обозреватель покинул кабинет, оставив Николая в одиночестве.
В газете «Дубинский вестник» Коростылев работал третий год. Еще будучи студентом журфака местного университета, он избрал для себя историко-просветительскую стезю и даже написал ряд заметок для столичного издания «Век России». Перспективного молодого журналиста заметили на родине и пригласили на работу. Все шло довольно гладко, пока на профессиональном горизонте Коростылева не появился краевед-любитель Пархоменко, шустрый дедок с помидорным носом и вечно горящими от возбуждения глазами. Пархоменко был убежден, что Дубинск является одним из самым важных центров развития мировой цивилизации, и неустанно искал доказательства этого. С лопатой и старым армейским миноискателем краевед денно и нощно мотался по окрестностям города, занимаясь «полевыми изысканиями». Все мало-мальски выдающиеся над рельефом местности холмы и горушки он считал древними курганами, под которыми покоились различные деятели мировой истории.
— Где могила великого царя скифов Колаксая, сына Таргитая? — запальчиво восклицал Пархоменко и вонзал трясущийся кривой палец в ближайший холм. — Здесь! Видите, какая форма у кургана? Подковочкой! Такие насыпали только царским скифам. А Геродот прямо утверждает… Я вам потом дам почитать… А где упокоился Святослав, князь руссов? Не знаете? Я знаю! Когда печенежский хан Куря убил Святослава и отъял у трупа голову, чтобы сделать чашу, дружинники взяли тело и повезли на восток, навстречу восходящему солнцу-Яриле. Когда тело начало разлагаться, они и погребли его в кургане. Я взял скорость движения конного обоза, рассчитал время разложения, вымерил расстояние от Днепра. Все сходится — Святослав упокоен здесь!
Справедливости ради надо сказать, что Пархоменко время от времени действительно удавалось найти то вытертую старинную монету, то ржавый до безобразия клинок, то черепки с фрагментами росписи. Находки он немедленно тащил в городской музей, утверждая, что сделал историческое открытие мирового уровня. В музее энтузиасту обычно сообщали, что монета — времен царя Алексея Михайловича, клинок — обломок драгунской сабли середины девятнадцатого века, а черепки — осколки обычной деревенской корчаги и никакой исторической ценности не представляют.
После этого Пархоменко громогласно объявлял музейных работников ретроградами и зажимателями, удалялся к себе в крохотный домик на окраине города и две недели не покидал его, лелея уязвленное самолюбие в компании с зеленым змием. По окончании добровольного затворничества нос краеведа-любителя обычно алел, как маков цвет, глаза лучились небесной чистотой и в них читалась совершенно неуклонная решимость, несмотря ни на что, доказать всему миру, что Дубинск — не лыком шитый город, а центр Вселенной.
«Полевые изыскания» возобновлялись с новой силой. Сообразив, что с музеем каши не сваришь, Пархоменко решил привлечь для освещения своей работы прессу и в один прекрасный день заявился в редакцию «Дубинского вестника», где и познакомился с Коростылевым. С тех пор он стал главным поставщиком информации для материалов Николая.
— Главное — взять зеркало, — возбужденно шептал Пархоменко, то и дело подшмыгивая. — И упаси вас Господь взглянуть в глаза Медузе. Окаменеете. Я эксперимент провел — подвел к эгиде собаку. Там свалка рядом, собак много. Так вот… — Облизнув пересохшие губы, краевед вытянул их в трубочку и пропел в самое ухо Николая: — О-ка-ме-не-ла! Вы представляете, насколько значимо это открытие? Дубинск для древних греков был краем обитаемых земель. Где, как не здесь, прятать похищенный у богини щит?
— А кто, кто похитил-то? — спросил Николай.
— Известно кто — братец Аполлон, он же Феб. В контрах они были, исторический факт! Похитил — и зарыл от греха в Вороньей балке. Это два километра от конечной остановки трамвая в сторону Цемзавода. Поди найди. Афина и не нашла, а я вот — нашел…
— Но как вы узнали?
— Элементарно, мой юный друг. Греки были очень практичными людьми, следовательно, их боги тоже. Я взял Птолемееву карту Ойкумены и обнаружил, что наша область находится на самом ее краю. Это наиболее удаленное от горы Олимп место, известное тогда. Я уже говорил, но повторю: где, как не здесь, прятать эгиду?
— А как вы узнали про Воронью балку? Ну, что это именно там? — не унимался Николай.
Краевед улыбнулся тонко и снисходительно.