Пророк Темного мира

— Надо в обжитые места подаваться, — решил за всех Мыря. — Тут только время без толку убьем. Брательник, поворачивай-ка на восходную сторону. Через горы перевалим — авось разберемся, что к чему.

Домовой спустился вниз, собираясь поспать. Атям сотворил заклинание, потянул невидимые нити, связывающие его с парусом. «Гиблец» заскрипел, застонал, меняя курс, и тут со всех сторон на коня обрушился град стрел и камней, выпушенных из пращей. От пронзительного свиста заложило уши. Бойша первым сообразил, что надо делать, упал, ногой подбил Тамару под коленки, подтащил к себе:

— Лежи, а то хана.

— Что это? Опять лиходеи?

— Не похоже. Лиходеи на торговых путях сидят, а тут нет ничего. Кабы не за нами это охотнички. Ну-ка сныкайся в угол, под насад. Палить буду.

Атям, получив камнем в висок, рубнул как подкошенный, и оставшийся без управления «Гиблец» пошел по кругу, а на борта его уже летели железные якоря-кошки, и бородатые люди с выкрашенными красным и синим лицами лезли вверх, зажав в зубах кривые ножи.

Бойша хладнокровно дождался, когда первые несколько человек поднимутся на борт, и умудрился двумя выстрелами убить троих, пронзив пару находчиков одной пулей. Тут из трюма высунулся недовольный Мыря, мгновенно оценил ситуацию и умело брошенной сплеткой смел за борт и кошки, и людей с ножами.

Внизу заорали, снова полетели стрелы. Невидимые лучники били навесом, пытаясь поразить укрывшихся за бортами коня людей. Вскоре вся середка палубы словно поросла странными колосьями, и заросли эти делались все гуще и гуще. Мыря подскочил к борту, выглянул и выкрикнул что-то матерное и грозное. Снизу ответили, но уже без прежнего энтузиазма — нападавшие явно не ожидали встретить на приблудившемся в их диких землях коне незнатя.

Потихоньку выбравшись из своего укрытия, Тамара подползла к Атяму. У того из рассеченной головы текла кровь. Дышал он с трудом, губы посинели. Кое-как забинтовав незнатя, Тамара потащила его с палубы, каждую секунду ожидая, что ей в спину воткнется стрела с тяжелым наконечником. Бойша, упершись ногой в корень на носу коня, бил врагов на выбор и на стрелы не обращал внимания. Мыря плел заклятие, судя по всему, готовясь разом покончить с нападавшими. Однако те сообразили, что орешек оказался им не по зубам, и, прекратив обстрел, так же внезапно, как и появились, исчезли в густых зарослях.

— Это что ж за жизнь-то такая, а?! — Разъяренный Мыря повернулся к Тамаре, потрясая кулаками. — Хуже горькой редьки надоели мне энти дерьмоеды! Я ж незнать, а не кат…

Домовой увидел бесчувственного Атяма, осекся и бросился к нему. Быстро ощупав голову, грудь, расправил сведенные к переносице брови, улыбнулся:

— Ниче, жить будет. Оглоушило его маленько. Отойдет. Пущай полежит.

Подошел Бойша, кинул к очагу охапку стрел, выдернутых из палубы, кивнул на тела трех подстреленных им находчиков:

— Помогите кто-нить трупаков вниз скинуть.

— Погодь-ка, паря. — Домовой придержал итера за рукав. — Мы сперва с ними потолкуем…

Тамара непонимающе посмотрела на незнатя, а потом до нее дошло, что хочет сделать Мыря…

Обряд оживления покойника, сотворенный домовым и очнувшимся Атямом «в четыре руки», оказался не для слабонервных. Тамара была уверена, что навидалась всякого и ее трудно чем-то прошибить, но когда незнати, бормоча слова заклинаний, принялись ножами вырезать на бледной оголенной спине убитого чаровные знаки, девушке стало дурно. Итер вообще не стал смотреть — ушел вниз чистить автомат, попеняв, что патронов у него осталось «чуть да маленько».

Мертвец зашевелился, сел и обвел пространство вокруг себя невидящими глазами. Тамара, когда по ней скользнул этот слепой взгляд, сжала кулачки, но не отвернулась. Ей было важно услышать, что скажет убитый.

— Кто? — властно спросил Мыря, ставя ногу в сапоге на голову мертвеца.

— Ждан Валуйсын. Сохранник, — сырым, клокочущим голосом ответил мертвый человек.

— Зачем пришел?

— Старшой велел…

— Кто старшой?

— Слуга старцев…

— Что за старец? — В голосе Мыри появилась заинтересованность.

— Великий чаровник с Шаман-горы. Управляет краем здешним, а мы все — сохранники его, — растягивая слова, не проговорил — пропел мертвец.

— Как зовут старца?

— Завей Великий.

— Где Шаман-гора?

— Та-а-ам. — Мертвый человек поднял руку, указав на две близко стоящие в стороне от коня горушки.

— Далеко?

— День и ночь пути. — Мертвая рука упала с деревянным стуком, а следом и сам покойник откинулся на палубу, и тут словно сдерживающие его невидимые веревки лопнули — кожа начала трескаться, кости ломаться, брызнула кровь. Мыря еле успел отскочить, брезгливо смахнул с рукава гимнастерки темные капли.

— Давай, брательник, вертай коняку нашего, — распорядился он, подошел к Тамаре, ободряюще погладил по голове: — Не робей, девка. Жизнь, она… разная и всякая. Иной раз и такое делать приходится. Не робей…

Убитый сохранник не соврал — да и не лгут мертвецы. Меж выгнутых спин гор оказался проход, седловина, по которой взбиралась довольно ровная, проезжая для коня дорога. Когда «Гиблец», скрипя и раскачиваясь, поднялся на гребень, стоявшая на носу Тамара ахнула.