Пророчество

Там я приостановился в тенечке, подальше от любопытных глаз, и вскрыл письмо. Почерк был элегантный, с завитушками. Эбигейл просила меня встретиться с ней наутро, в одиннадцать часов, в Уайтхолле, у ворот Холбейн-гейт. И еще она писала, что ей страшно.

Глава 5 Дворец Уайтхолл, Лондон, 28 сентября, лето Господне 1583

Еще одно утро с высокими голубыми небесами и теплым светом. Я отправился на ялике в Уайтхолл, высадился у Вестминстер-стейрз — ближайшего к дворцу причала, открытого для публики. На широкой глади Темзы играли отблески солнечных лучей, а когда налетал легкий ветерок, поднимались белые пузыри. Я сидел в лодке и смотрел, как гребец прокладывает себе путь среди целого флота мелких лодчонок, доставлявших товары и пассажиров вверх и вниз по течению в разные концы Лондона или устремлявшихся на восток в доки.

От пристани я двинулся обратно по Кинг-стрит вдоль ограды дворца к Холбейн-гейт — огромным воротам, сквозь которые проходит главная лондонская дорога на запад, соединяя захватившие немалую площадь официальные строения и частные апартаменты Уайтхолла с турнирной ареной и парком Сент-Джеймс по другую сторону. Привратницкая — три этажа красного кирпича с восьмиугольными башнями по углам в английском стиле и просторными помещениями над центральной аркой — охраняется дворцовой стражей, и в этом туннеле всегда полно народа, ибо всем путникам, направляющимся в ту или обратную сторону, приходится проходить через него. Эбигейл толково выбрала место встречи, ибо легче всего остаться незамеченным в толпе.

Где-то рядом церковные колокола пробили одиннадцать. Я ожидал возле прохода через восточную башню, который предназначен для пешеходов. Через центральные ворота проезжали запряженные лошадьми и мулами телеги, подымая с пересохшей дороги облака пыли: торговцы везли свое добро во дворец или в город. Мимо пробегали люди с грузом на спине или лотками перед грудью, так что мне приходилось прижиматься к стене, давая им дорогу. Какая-то беззубая старушонка чуть ли не в лицо мне ткнула грязной ладонью, требуя денег или пищи, и я отскочил в испуге. По опыту мне было известно, стоит подать хоть пенни — и тут же неведомо откуда набежит сотня попрошаек, но лицо старухи выражало такое отчаяние, что ей я отказать не мог. Скрюченными пальцами она с трудом ухватила милостыню, другой рукой вцепилась в мою куртку и подтянула меня поближе к себе.

— Веревка пеньковая сплетется — и Англия в прах разобьется, — прокаркала она мне в лицо, обдав зловонным дыханием. — Берегитесь, сэр! Знамения повсюду. — Распухшим, дрожащим пальцем она указала на небеса, затем выпустила-таки меня и растворилась в толпе.

Я смотрел ей вслед, ломая голову над странными ее словами, но тут ко мне скользнула другая фигура в легком плаще, и я, хоть и стыдясь самого себя, пожалел о проявленной щедрости: сейчас набегут, а я не столь богат, чтобы оделить милостыней всех страждущих. Но женщина, подойдя ко мне, прошептала мое имя голосом отнюдь не уличной побродяжки, но образованной дамы.

— Эбигейл!

— Ш-ш! Только бы нас не увидели. Зайдите со мной под арку.

Мы углубились в тень арки. Сырость холодных камней впилась в мои кости. Проход был узкий, нас толкали, порой с ругательствами, и мы вынуждены были прижаться к стене. Эбигейл прятала лицо в складках капюшона.

— Они взяли не того человека, — без лишних предисловий шепнула она. — Я не знала, кому еще могу сказать об этом.

— Почему вы так уверены?

— Потому что сэр Эдуард Беллами пытался поухаживать за мной, и мы вместе смеялись над ним — Сесилия и я. Конечно, нехорошо с нашей стороны, но он такой жалкий урод. Ни одна женщина и не поглядит на него, пусть он и богат, разве что она совсем отчается. — Девушка смущенно потерла пальцами горло, как бы извиняясь за вырвавшиеся у нее слова. — Но сэр Эдуард настоящий джентльмен, несправедливо сваливать на него такое злодейство. А что он не был тайным возлюбленным Сесилии, в этом я могу присягнуть.

— Убийцей мог оказаться и не тот, к кому она ходила на свидание. Достаточно, чтобы кто-то знал о встрече. Может быть, ее возлюбленным был кто-то из друзей сэра Эдуарда?

Нижняя часть ее лица виднелась из-под низко надвинутого капюшона, и я заметил, как девушка в сомнении прикусила нижнюю губу.

— Все равно не поверю, чтобы он кого-нибудь убил или был к этому причастен: он кроткий человек.

— Бывало и такое, что кроткие да тихие становились убийцами.

Она покачала головой — на этот раз решительнее: