Пророчество орла

Крепко держась за перила одной рукой, Катон вытащил другой меч из ножен и бросил его на палубу.

— Думаешь, это разумно? — с тревогой спросил наблюдавший за ним Децим.

— Кто знает? — уныло откликнулся Катон. Он вдруг понял, что триерарх нервничает едва ли не больше, чем он сам, и заставил себя улыбнуться. — Смотри, я потребую его обратно, когда вернусь.

Он пригляделся к суденышку и тяжело спрыгнул вниз. Ялик качнуло так, что Катону показалось, будто тот вот-вот перевернется, все они упадут в море и он, будучи в доспехах, камнем пойдет ко дну. Но юнец на корме схватил его за плечо, удерживая на месте, и крикнул:

— Сиди ровно, дурак! Где золото?

— Несут.

Момент спустя посланный боец спустил с борта в сетке денежный ящик. Пират встал, удерживая равновесие с привычной ловкостью бывалого моряка, принял сундучок на вытянутые руки, поставил на дно лодки, освободил от сетей и, задвинув под банку, кивнул гребцам. Ялик развернулся и поплыл к триреме. Катон сидел, скорчившись, обдаваемый брызгами ледяной морской воды, и думал о том, что по сравнению с этой скачущей на волнах вверх и вниз лодчонкой палуба биремы может показаться устойчивой, как суша. Когда они подплыли к триреме, он ухватился за сброшенную с борта веревку, как утопающий за соломинку. На палубе триремы Катон оказался в самом жалком состоянии, но ее относительная устойчивость в какой-то мере успокоила его нервы. Центурион поднялся на ноги и выпрямился. Спустя мгновение у его ног на палубе оказался и денежный сундук. Молодой человек, поднявшийся из ялика, встал рядом с Катоном.

— Добро пожаловать, — послышался голос со стороны кормы, и Катон, повернувшись, увидел направлявшегося к нему рослого, широкоплечего мужчину, внешность которого безошибочно выдавала в нем грека. В ушах его сверкали золотые серьги, а лицо было так ужасно обезображено шрамами, что Катон невольно уставился на него. Пират, заметив это, улыбнулся и протянул центуриону руку. Катон, никак не ожидавший столь теплого приема, на миг чуть не потерял бдительность, но опомнился, сглотнул и решил, что должен выказать себя истинным римлянином. Он холодно взглянул на протянутую руку и покачал головой.

— Весьма сожалею, но я на службе и не могу позволить себе фамильярничать с пиратами.

Грек воззрился на него с удивлением, а потом расхохотался.

— До чего же вы упрямый народ. Неужели вам, римлянам, неизвестно, что такое учтивость?

— Отчего же, вполне известно. Просто у нас не принято проявлять ее по отношению к преступникам. Ты, как я понимаю, Телемах?

— Он самый. — Грек слегка склонил голову. — А это мой помощник, Аякс. — Молодой человек, стоявший рядом с Катоном, кивнул, а Телемах продолжил: — Нам нужно закончить все быстро, римлянин. У меня полно дел.

— Дел? Ты так называешь пиратство и грабеж?

— Ты можешь называть это как угодно, центурион… Прости, не расслышал твоего имени.

— Я его не называл.

— Ну, это как тебе угодно. Это наш задаток? — Он постучал по сундучку носком сапога.

— Да.

— Хорошо. В таком случае у меня есть послание для твоих начальников. Передай им, что товар все еще у меня, но другие покупатели также проявляют — и подкрепляют золотом — свой интерес к нему. Они внесут свой задаток в ближайшие дни.

— Кто они? — спросил Катон.

— Сам понимаешь, я не могу тебе этого сказать. Они желают сохранить анонимность — и жизнь.

— «Освободители», — хмыкнул Катон. — Больше некому.

— Ну, это ты зря. Разве в мире мало людей, имеющих причины ненавидеть Рим и все, за что он стоит?

— А как я могу быть уверенным в том, что ты не блефуешь, чтобы задрать повыше цену?

— Никак не можешь, — усмехнулся Телемах. — Разве могут твои хозяева позволить себе пренебречь возможностью того, что это правда? Зная предмет торга, думаю, что — нет, не могут. Так что передай им: конкуренты предлагают мне двадцать миллионов сестерциев. У пославших тебя есть два месяца, чтобы перебить цену.

Катон делал все, что мог, чтобы не выдать изумления столь непомерной суммой, которая могла бы составить выкуп за царство с царем в придачу. Он воззрился на Телемаха.

— Говоря о товаре, ты ведь имел в виду свитки, не правда ли?

Пиратские вожаки переглянулись, Телемах хмыкнул:

— Верно.

— Никакие свитки не могут стоить таких денег.

Телемах уткнул палец центуриону в грудь.

— Эти могут, уж ты мне поверь.

— Почему?

Теперь уже Телемах воззрился на него с удивлением.

— Так ты, выходит, не знаешь, что они собой представляют?

Катон подумал было о том, чтобы обмануть пиратского вожака, но, понимая, что его легко могут разоблачить, признался:

— Не знаю.

— А хотел бы знать?

Катон выдержал паузу, хотя и не мог пересилить свое любопытство. Телемах, однако, заговорил прежде, чем тот ответил.

— Думаю, хотел бы. Но пойми, римлянин, если я скажу тебе, что в них содержится… и раскрою тебе хоть одну деталь, ты окажешься в смертельной опасности. Так что, если хочешь жить, удовлетворись своим невежеством.

Он внимательно присмотрелся к Катону, убедившись, что молодой командир понял и прочувствовал угрозу, а потом продолжил: