Пророчество орла

Бирема дрейфовала в предрассветном море. Она приподнималась на взбухавшей под ее кормой волне, а потом оседала, отчего Катона, стоявшего, ухватившись руками за бортовое ограждение, снова и снова выворачивало в маслянистую темную бездну за бортом. Тошнота подступала и тогда, когда был виден горизонт, ориентируясь на который еще можно было как-то сохранять равновесие, но когда маленькая, ходящая ходуном под ногами посудина двигалась неведомо куда в темноте, ему становилось в десять раз хуже. Практически всю ночь он провел у борта, свесив голову, то и дело содрогаясь от, казалось, выворачивавших наизнанку его желудок приступов рвоты.

Катон мог лишь порадоваться тому, что Макрону приказали остаться в Равенне. Стойкий, привычный ко всему ветеран воспринимал плавание по морю с той же легкостью, как и любой другой вид путешествия, и сейчас наверняка радовался бы «освежающему» холодному ветерку или еще чему-нибудь, присущему этому несносному плаванию.

Узнав о предстоящей встрече, друг напрямую обвинил Катона в том, что тот держал подробности в секрете. Если честно, молодой центурион и впрямь втайне гордился тем, что был избран для столь ответственного поручения, но сейчас с удовольствием поменялся бы с Макроном местами.

— Ну что, полегче?

Повернувшись, Катон увидел появившегося из темноты Децима, триерарха биремы, и покачал головой.

— Я думал, ты из центурионов корабельной пехоты.

— Так и есть.

— Ты только не сочти за обиду, но непохоже, чтобы это было твое призвание.

— На дух не переношу моря.

— Я так понимаю, ты малый сухопутный.

— Ага…

Тело Катона содрогнулось от очередного приступа: он отвернулся, перевесился через ограждение и вновь изверг за борт горечь и желчь из уже опустошенного желудка. Затем, отплевавшись и утерев с губ липкую слюну, снова повернулся к Дециму.

— Я переведен из легионов.

— Переведен? Понятно…

Децим кивнул, тактично не спросив, за что Катон сподобился фактического понижения.

— А вот мне, например, даром не надо этой вашей беспрестанной маршировки, рытья траншей да насыпки валов. Мне куда больше по душе жизнь на море, хоть на берег не сходи.

Катон уставился на него, думая, что предпочел бы собственными руками возвести акведук, чем провести лишний миг на проклятой посудине.

Децим прислонился к перилам рядом с Катоном, выше по ветру, и понюхал воздух.

— Свежий и соленый. Похоже, денек будет неплохим. Правда, с небольшой качкой, но точно без шторма.

— С качкой… — Катон сглотнул и сжал челюсти. — Где мы находимся?

— В нескольких милях от мыса. Я отдал приказ лечь в дрейф, чтобы не подходить к нему слишком близко в темноте.

— А почему?

— Почему? — Моряк рассмеялся. — Ты никогда прежде не видел мыс?

— Я до хрена чего до сих пор не видел. В том числе и твоего долбаного мыса Мортепонтум.

— А как думаешь, откуда у него такое название — Мортепонтум, «Мост Смерти»? Говорит само за себя, ты не находишь?

Катон нервно огляделся.

— Опасное место, да?

— Возле этого мыса погибло больше кораблей, чем в любом другом месте вдоль всего побережья.

— А что так?

— Думаю, когда солнце взойдет и мы подойдем поближе, ты сам поймешь, почему я предпочитаю держаться подальше. А сейчас извини, но мне надо к команде. Все должны поесть и занять свои места еще до рассвета.

— Беспокоишься?

— Ты серьезно? — Децим в удивлении покачал головой. — Тебе не случалось иметь дела с пиратами?

— Нет.

— Они заслуживают такого же доверия, как акула в колбасной лавке, только они вдвое опаснее.

Катон поднял брови.

— Колоритно. Но не когерентно.

— Чего? — не понял Децим.

— Сравнение у тебя странное: акула ведь не сухопутное существо.

Децим пожал плечами.

— Ты явно не встречался с моим кредитором.

Как только над восточным горизонтом забрезжил рассвет, Катон увидел туманные очертания гористого побережья.

— Вот это, — указал Децим на темный участок, — и есть мыс. Теперь мы можем к нему приблизиться. — Он повернулся лицом к корабельному носу, приложил ладони к рту и стал выкрикивать приказы: — Поднять парус! Подтянуть рифы!

Босые матросы вскарабкались к нок-рее и распределились по ней, а когда все были на местах и помощник выкрикнул приказ, распустили узлы и принялись разворачивать парус. Развернувшись, тот стал медленно наполняться ветром и надуваться, в то время как матросы на палубе, ухватившись за шкоты, крепили их к деревянным планкам бортов. Когда парус развернулся до нужной длины, матросы на рее, зафиксировав его, вернулись на палубу.

Бирема начала ощутимо набирать скорость, и Катон слышал плеск и шипение рассекаемой корпусом воды.

— Рулевой! — выкрикнул Децим. — Право руля, на три пальца от носа!

— Право руля, три пальца от носа — есть, командир!

Позади Катона, совсем рядом с ним, могучего сложения рулевой, упершись ногами, изо всех сил налег на тяжелое, прочное рулевое весло, подвешенное над бортом биремы близ кормы. Корабль начал медленно разворачиваться по ветру, носом к отдаленному берегу, и вскоре бирема уже неслась вперед, оставляя за кормой клочья пены.

Децим, явно пребывавший в своей стихии, повернулся к Катону с удовлетворенным блеском в глазах.

— Ну что, теперь тебе лучше?