Пророчество Асклетариона

– Ты вот, Звездочет, деньгу шарлатанством зарабатываешь… – Она заглянула в глаза собеседнику. – Я не осуждаю. Кажный живёт, как могёт. Закон капитализьму. Чую, не всегда фартит, коль из поезда, как зайца ссаживают… Только ответь мне, как на страшном Суде: прорицаешь ты честно или ради поживы врешь людям об их прошлом и будущем? Настоящее-то они и без тебя кое-как помнят…

– Стараюсь не врать…

– «Стараюсь», – передразнила Лерка. – Зарекалась свинья говно не жрать… Ладно, Звездочет, какое завтра меня ждет в этом сраном городе?

Максим привстал на локте, отчего под боками противно заныли ржавые диванные пружины.

– Дай твою ладонь, Валерия.

– На, Максимушка, не жалко…

Он, не глядя на линию судьбы, поводил по ней пальцем и вдруг прижал к своим потрескавшимся губам.

– Будет у тебя завтра всё небо в алмазах…

– Небо в алмазах… – прошептала она, не вынимая ладонь из его жарких рук. – Где-то я это уже слышала…

– В школе, быть может?

– Да-да… Именно в школе. Я хорошо училась… Потом ПТУ, потом… Хрен с ним, что потом было. Только вот неба в алмазах сроду в моей жизни не было. А так хочется…

– Будет.

– И чтобы долго не ждать. Страсть как не люблю ждать и догонять.

– Скоро и исполнится.

– Гляди, ежели соврешь… Глаз на жопу натяну.

– Тебе не совру.

– А – себе? – она выдернула руку, поплевала на ладонь и вытерла ее о бабкину фуфайку. – Себе ты тоже так же сладко врешь? Ты, может быть, с таким жаром в бреду через пару часов окочуришься тут, а? Сгоришь под драной фуфайкой… А? Чего молчишь, Звездочет хренов?

Агрессия её была настолько неожиданной, что Максим, и впрямь, на какое-то время потерял дар речи.

– Я не умру… – наконец с казал он, глядя в дверной проход, в котором виднелся застывший в последнем броске бульдозер. – Бродячего звездочета бродячие собаки спасут.

Она потянулась за бутылкой, бросив Максиму:

– Опять бредишь? Хотя постой, наши бомжи с бродячими собаками спят под теплой трубой – так в морозную ночь теплее.

Она выпила и вдруг, ополоумев, пустилась в бешеный пля. Как на лихой русской свадьбе рассыпала по пустой комнатушке глухую дробь каблуков: «Барыня, барыня! Сударыня-барыня!..».

– Кинь-ка сюда фуфаечку для куража! – закричала Лерка, не прекращая своего бешеного танца. – Я ведь в ней еще в седьмом классе на пятачок бегала, первой танцуньей была…

Максим, улыбнувшись, встал, накинул ей на плечи бабкину фуфайку.

– Эх, барыня ты моя, сударыня ты моя!.. – била ногами по щелястому полу еще молодая, полная нерастраченных сил бабенка. Всё смешалось в этом танцевальном припадке: и боль, и жажда несбывшегося счастья, и талант, и пьяный кураж… Последнего, правда, было больше.

Она, сделав еще несколько танцевальных па, споткнулась и рухнула на скрипучий бабкин диван, хохоча и плача в своей танцевальной истерике.

– А в кармане-то – бабкина тряпочка! – хохотала она, вынимая носовой платок из кармана фуфайки. – Вот и всё её наследство – тряпочка для соплей! Ой, умру, девки, обоссуся я!..

Лерка приложила узелочек к слезившимся глазам, и тут же её как обрезало. Смех разом стих. В пустом доме на снос стало пронзительно тихо. Слышны были только моторы машин, проезжавшие по трассе Курск-Орел.

– Звездочет… – услышал он её голос с дивана. – А в платочке-то купюры!.. Пять штук по тысячи. Бабкины смертные нашлись… С того света бабуля мне их подкинула.

Она встала и поклонилась черному углу.

– Спасибо тебе, родненькая…

Потом дружески хлопнула Максима по спине.

– И тебе, Звездочет, спасибо, что не соврал. И впрямь, завтра у меня будет небо в алмазах!.. Ох, и гульнём мы с Митяем!..

Она даже застонала при этих словах.

– Оставайся, Звездочет!..

Но тут же спохватилась:

– Хотя нет. Митяй приревнует. Убьет и меня, и тебя зараз…

Она еще раз пересчитала пять тысячных купюр. Грудь ее высоко вздымалась под тонкой курткой.

– А может, тебе на билет дать?

– У меня есть на билет.

– Ну, как знаешь. Было бы предложено… Отметим удачу?

– Пожалуй…

– Да ты не кисни, Звездочет! Чудо великое свершилось. Я уж думала, что закопают эти денежки под рухнувшим домом. Ан нет! Будет и у меня, Валерии Чумаковой, небо в алмазах. Будет, Максимушка!.. Этот подарок судьбы нужно отметить. И не умирай раньше времени, не умирай, Звездочетик ты мой… Долг Ахмеду отдам, из мотеля уволюсь к чертовой матери!.. Сниму комнатку и от Митяя с его пудовыми кулачищами уйду. Начну, брат, заново жизнь… А чего там!.. Только тридцать один. Вся жизнь впереди. Главное, что подфартило… Теперь баба Вера от меня не отстанет, коль свои смертные на моё небо в алмазах отдала прямо после твоего прорицания, Звездочет! Она меня, не знавшую ни отца, ни матери, и выходила, как родную дочь. На зону «Приму» посылала и обязательно с пенсии карамелек «Раковые шейки», моих любимых с детства… Давай, Звездочет, за тех, кто нас любил! Тебя ведь тоже когда-то любили. В твоей прошлой жизни…