– Это так несправедливо. Все то, что с ним произошло после смерти Сяомэй. Он не может спокойно жить с тех пор. Я предлагала ему переехать в другой дом, но он отказывается. Мой мальчик ведет себя как одержимый…
– Они… были друзьями, да? – спросила Лин.
– Ну как сказать… Росли рядом, и Сяомэй нравилось приходить к нам поиграть, но потом они внезапно перестали общаться. Через некоторое время Сяомэй погибла в автокатастрофе. После ее смерти Сяолян перестал быть собой…
Женщина вздохнула, и они с Лин вернулись в дом. Бабушка Сяоляна открыла дверь в комнату внука:
– Сама можешь посмотреть. За полгода здесь ничего не изменилось.
Войдя в комнату, Лин почувствовала сильный аромат, похожий на запах роз, цветущих на улице. Она обнаружила, что перед письменным столом, на стенах и на потолке – повсюду висят фотографии милой улыбающейся девушки в длинном белом платье.
Посреди стола стояла медная курильница, в которой тлели угольки благовоний. Рядом лежала открытка, написанное в ней синей ручкой послание почти выцвело. Лин прочитала:
Сяомэй, похоже, была веселой и жизнерадостной девушкой. Скорее всего, она главенствовала в отношениях с тихим и довольно замкнутым Сяоляном.
– Когда Сяомэй умерла, на ней было это белое платье. Сяолян сказал, что хочет отдать ей дань уважения и помнить ее, каждый день рассматривая эти фотографии. В этом нет ничего удивительного! У Сяомэй всегда был своеобразный характер. Если она чего-то хотела, то добивалась этого всеми возможными способами… И теперь память о Сяомэй причиняет боль Сяоляну. А он истязает себя и мучит всех нас.
Лин закрыла глаза. Она представила, как наступает ночь, меркнет свет, и как будто распускаются цветы. Сяолян сидит в темноте, а со стен, потолка и кровати на него смотрит мертвая девушка. Спит ли он вообще по ночам?
Хоть ей это было совершенно несвойственно Лин чуть не расплакалась: слезы словно душили ее изнутри. Спустя какое-то время она взяла себя в руки, посмотрела в глаза девушке на фотографии и будто почувствовала, как та – с неприязнью – смотрит на нее в ответ.
В кабинете для консультаций Чэн Ю и Лин затеяли очередной спор.
Лин твердо верила: будучи в таком состоянии Чжао Сяолян может совершить самоубийство, и поэтому его надо срочно лечить, вероятно даже принудительно.
– Это всего лишь вопрос времени. В последний раз он предпринял попытку навредить себе днем, в коридоре школы – в общественном месте. Сяолян уже показал свою склонность к суициду, – убеждала наставника Лин.
– Есть много других вариантов лечения. Лин, я не считаю, будто психотерапия – чистая наука. Можно спорить, но это все равно что спорить о том, какого цвета должен быть лунный свет, – совершенно бесполезно. Инструменты психотерапии находятся в руках терапевта.
Чэн Ю попытался успокоиться. У него немного кружилась голова, как будто пробуждалось какое-то давно забытое воспоминание, отчего ему стало не по себе.
– Что с вами? – забеспокоилась Лин.
– Все в порядке, просто хочу увидеть
Лин знала о наставниках самих психотерапевтов, супервизорах, но никогда не видела того, кого постоянно упоминал Чэн Ю. Лишь слышала, что это выдающийся человек. Он или она? Лин довольно смутно представляла себе возраст и внешность этого наставника, но не осмеливалась расспрашивать о нем Чэн Ю.
Дверь тихо закрылась. Лин слушала, как постепенно затихают шаги Чэн Ю.
Картина перед ним словно расцветала: лицо юноши по-прежнему было размыто, но на заднем плане росло множество роз, темно-красных и светло-красных, темно-зеленых и светло-зеленых.
– Ваша картина… – Чжао Сяолян указал на мольберт в кабинете.
– Ты видел ее на прошлой неделе, верно? Пока еще рисую, как тебе? – Чэн Ю спокойно присел на кресло перед мальчиком.
– Проклятия… Вы в них верите? Предсмертное проклятие человека обладает мощной силой… Она никогда не уходила… Чем больше цветет роз, тем громче я слышу ее голос, он эхом звучит в моих ушах днем и ночью… – произнес Сяолян, опуская голову.
– Ну, вообще существует множество разных легенд о проклятиях. Ты правда считаешь, что Сяомэй прокляла тебя? – спросил Чэн Ю.
Тень дерева, росшего за окном, качнулась между ними. Сяолян закрыл глаза, глубоко вздохнул и стал медленно рассказывать: