— И всё же мы отвлеклись. Зачем я здесь? — снова переспросил дракон, — в самом деле, неужели непонятно?
Эти слова совсем не вязались с тем взглядом, который одарил меня Сиреневый Хозяин, едва я вошёл в помещение. Тем не менее, судя по всему, прямой опасности для меня сейчас не было. Уталак же внимательно смотрел на меня, не переставая улыбаться. Не только его улыбка — его взгляд так же словно намекал мне на что-то очень важное. И, как ни странно, ответ пришёл сам собой через несколько секунд…
— Скажите, вы ведь всё это подстроили? — спросил я, поражённый своей догадкой, — вы, посылая своих исполнителей, знали, что Мизраел поступит так со мной?
— Я знал, что если у него будет повод, если так можно выразиться, прижать меня к когтю, то что-нибудь подобное он непременно выкинет, — довольно кивнув, ответил дракон, — конечно, если бы мне удалось тогда тебя похитить, всё было бы и проще, и сложнее. Но то, как всё получилось в итоге, полностью меня устраивает.
Уталак стремительно встал и подошёл к окну, по пути самую малость задев меня своим плащом.
— Мизраел тебе, конечно, рассказал, что Лазурь — это самый страшный и грозный Цвет, — отстранённым голосом сказал Уталак, — он чувствует время, он чувствует страдания, которые испытывает каждый живущий на этом свете. Это правда. И правда то, что мы, Сиреневые, его не любим. Да, нам свойственна определённая зависть. Мы завидовали Золотым драконам и их крепкой семье. Мы завидовали силе и выдержке Пурпурных драконов. Но мы усмирили гордыню и просили помощи в тех сферах, в которых испытывали трудности. И это многократно себя стоило… Помнишь слова, которые сказала тебе моя младшая дочь? Мы всегда были окружены заботой нашего отца, но никого из нас это никогда не тяготило. Не существует более целебного бальзама для моего старого сердца. Но для того, чтобы побороть гордыню, необходимо сначала признать, что она есть… А на это способен далеко не каждый…
Он развернулся и посмотрел прямо на меня.
— Лазурные драконы, Дитрих, всегда будут такими, какими ты их увидел в последние дни. Да, они будут тебя уважать. Да, в какой-то степени они будут с тобой считаться. Но если в их интересах будет сломать тебе руку, чтобы получить какие-то выгоды, не сомневайся, они не будут раздумывать ни секунды. Потом они, разумеется, залечат её тебе, сделают всё самым лучшим образом, принесут тысячи извинений… но если им после этого понадобится сломать тебе другую руку… думаю, дальше можно не продолжать. Ты и сам на себе это ощутил. Это не вспышка, это не разовый случай… это
— А вы, значит, не дрессируете и руки не ломаете? — не выдержал я.
— Каюсь, — Уталак, ни капли не рассердившись за вопрос, закрыл глаза и отвёл взгляд, — одно время, ещё до восстания Убийцы Драконов, и я считал такую практику оправданной. Но однажды поставил на это место себя — и понял, как ошибался. На меня, тогда дракона в возрасте полторы тысячи лет, это подействовало ошеломляюще. Насколько губительно это было для молодых членов моего клана — мне оставалось лишь с содроганием догадываться. С тех пор я пообещал себе, что ни одному, в чьём сердце горит Сирень, я не позволю перенести такие страдания. Тебя, принц, это сделало сильнее, но других это бесповоротно ломает. Принцесса Голинор, — сверкнул он глазами, — не прижилась у них не потому, что была слабовольной дурочкой… но, увы, это уже не моя тайна.
— В общем, я предупредил Мизраела ещё той ночью, на балу, когда твоя новоиспечённая невеста покалечила тебя в ответ на вполне справедливое с твоей стороны замечание. Я ему сказал сразу: если он не прекратит это издевательство над тобой — я начну действовать. Но он лишь отмахнулся от меня, как и десятки раз до этого. И я начал действовать — и добился своего. Ты увидел, что такое Мизраел, и получил выбор — жить с этим или уйти от этого. И я рад, что ты поступил именно так, как поступил.
— Собственно, — он сел обратно в кресло и сцепил пальцами ладони, как бы подводя всему сказанному итог, — здесь я с одной целью. Предложить тебе своё покровительство. Не хочу на тебя давить, но уверен, что, убегая, в глубине души ты понимал: от гнева одного драконьего клана тебя убережёт только покровительство другого. Я готов предложить тебе эту защиту.
Однако я по-прежнему недоверчиво на него смотрел. Слишком уж часто в последние два месяца мне сладко пели в уши о том, какой я хороший, и о том, как у меня всё будет хорошо. И каждый раз реальность доказывала, что по поводу всего происходящего у неё имеется собственное мнение.
— Я не собираюсь тебя ни к чему принуждать, — Уталак улыбнулся, — ты можешь сейчас сказать мне уйти — и я подчинюсь. Да-да, не удивляйся, это правда. Но рано или поздно здесь до тебя доберётся Мизраел, а у него, к сожалению, есть на тебя определённые права, которые не смогут проигнорировать даже власти Анваскора… Но смогу проигнорировать я.
— Я не… — начал было я.