Проповедник

Гун припала лицом к груди мужа, но Патрик отметил, что она плачет с сухими глазами. У него возникло впечатление, что ее проявления горя в какой-то степени являются игрой на публику, но он счел это скорее смутным ощущением.

Собравшись с силами, Гун достала из сумочки маленькое зеркальце и проверила, не испортился ли макияж, после чего посмотрела на Патрика.

– Что будет теперь? – спросила она. – Когда мы сможем получить останки моей бедняжки Сив? – Не дожидаясь ответа, она обратилась к мужу: – Ларс, мы должны организовать для моей дорогой бедняжки обстоятельные похороны. Потом мы могли бы предложить пришедшим немного еды и кофе в банкетном зале Центральной гостиницы. Или даже угостить их обедом из трех блюд. Как ты думаешь, мы смогли бы пригласить… – Она назвала имя одного из промышленных тузов, который, как знал Патрик, живет на той же улице, только чуть дальше.

– Я в начале лета столкнулась с его женой в магазине, – продолжала Гун, – и она сказала, что нам надо просто как-нибудь взять и договориться о встрече. Они наверняка оценят приглашение.

В ее голос закрались нотки возбуждения, и у мужа появилась неодобрительная морщина между бровями. Патрик сразу сообразил, где раньше слышал его фамилию. Ларс Струвер основал в свое время крупнейшую сеть продовольственных магазинов Швеции, но теперь, если Патрик правильно помнил, пребывал на пенсии, а сеть продали иностранным владельцам. Ничего удивительного, что у них есть средства на покупку дома в таком месте. Этот господин тянет на много, много миллионов. Мать Сив достигла больших высот с тех пор, как в семидесятые годы круглый год жила в маленьком летнем домике с дочерью и внучкой.

– Дорогая, не следует ли нам озаботиться этими практическими вопросами немного позже? Тебе сначала требуется некоторое время, чтобы переварить новости.

Он укоризненно посмотрел на нее, и Гун тотчас опустила взгляд, вспомнив о роли горюющей матери.

Патрик оглядел комнату, и ему, невзирая на скорбную задачу, стало очень смешно. Он увидел пародию на дома летних отдыхающих, над которыми обычно иронизировала Эрика. Вся комната была обставлена как корабельная каюта с морским колоритом: лоцманские карты на стенах, светильники в виде маяков, занавески с изображением ракушек и даже журнальный столик сделан из старого штурвала. Яркий пример того, что большие деньги и хороший вкус необязательно сопутствуют друг другу.

– Не могли бы вы немного рассказать о Сив? Я только что посещал Альберта Тернблада, отца Моны, и мне даже показали кое-какие ее фотографии в детские и подростковые годы. Нельзя ли увидеть подобные снимки вашей дочери?

В отличие от Альберта Тернблада, просиявшего, получив возможность рассказать о своем сокровище, Гун озабоченно заерзала на диване.

– Ну, даже не знаю, что это даст. Когда Сив исчезла, мне задавали массу вопросов, и у вас, наверное, сохранились старые бумаги…

– Разумеется, но я имел в виду скорее что-нибудь в личном плане. Какой она была, что любила, кем хотела стать и тому подобное…

– Хотела стать? Ничего особо путного из нее получиться не могло. Она в семнадцать лет забеременела от немецкого парня, и тут уж я проследила за тем, чтобы она больше не тратила понапрасну время на учебу. Было уже все равно поздно, да и потом, я вовсе не собиралась заниматься ее ребенком в одиночку и на этом стояла твердо.

Ее голос звучал насмешливо, и, наблюдая взгляды, которые бросал на жену Ларс, Патрик в глубине души подумал, что, каким бы тому ни представлялся ее образ, когда они вступали в брак, от этой иллюзии почти ничего не осталось. Накопившиеся разочарования наложили на его лицо печать усталости и отчаяния. Было также ясно, что их брак дошел до той стадии, когда Гун уже не заботится о том, чтобы больше приемлемого маскировать свою истинную суть. Возможно, Ларс поначалу ее действительно любил, но Патрик готов был биться об заклад, что для Гун притягательным моментом стали чудесные миллионы на банковском счету Ларса Струвера.

– Кстати, о ее дочке, где она сейчас? – Патрик наклонился вперед, с любопытством ожидая ответа.

Опять крокодиловы слезы.

– После исчезновения Сив я не могла заботиться о ней одна. Мне, конечно, очень хотелось бы, но у меня в то время была довольно сложная ситуация, и заботиться о маленькой девочке я просто-напросто не могла. Поэтому я избрала наилучший выход и отправила ее в Германию, к папаше. Ну, он не слишком обрадовался ни с того ни с сего получить себе на голову ребенка, но поделать ничего не мог, он все же являлся отцом девочки, о чем у меня имелись документы.

– Значит, она сейчас живет в Германии? – В голове у Патрика зародилась маленькая мысль. Не могло ли быть… нет, это, пожалуй, все-таки невозможно.

– Нет, она умерла.

– Умерла? – Мысль Патрика исчезла с той же скоростью, как появилась.