Читаем Пропавшие в Эдеме полностью

Я отошел в сторону и встал около столика, на котором можно взять сахар. Одну руку я положил на крестец, поддерживал себя, чтобы не сложиться пополам, не грохнуться на пол на глазах у больных и всех, кто вокруг. «Что врачу делать, когда он не может быть врачом? – спрашивал голос Лиат в моей голове. – Что врачу делать, когда жить слишком трудно?»

* * *

Несколько месяцев спустя я вдруг услышал сигнал телефона Нивы: на него пришло сообщение. Я подошел, ожидая, что это, как всегда, кто-нибудь предлагает ей принять участие в каком-нибудь общем деле, и мне придется рассказать ему горькую правду.

В сообщении была фотография.

Только через несколько секунд я понял, что это Лиат. Ее длинные волосы были сострижены полностью, теперь у нее была прическа, как у той ирландской певицы – кажется, ее фамилия была О’Коннор[111], – а глаза стали как будто больше и сияли на фоне загара.

Белый халат был надет поверх черной футболки и штанов с карманами по бокам; ее улыбка была такой широкой, спокойной и уверенной, что мне показалось, будто стетоскоп у нее на груди тоже улыбается ей в ответ.

На руках у Лиат была девочка-индианка лет четырех-пяти. С приплюснутым носиком, толстыми губами, черными волосами, разделенными на неровный пробор и заплетенными в две косички. На ней была какая-то тряпка или мешок, а от запястья отходили два провода, зеленый и желтый.

Девочка не смотрела в камеру. Ее взгляд был устремлен на Лиат, словно она говорила: я полагаюсь на тебя. Я доверяю тебе. Что бы я делала без тебя.

К фотографии Лиат добавила только одну фразу – из нашей любимой книги:

«Истинное учение узнать легко; вы узнаете его безошибочно, ибо истинное учение пробуждает в вас нечто, которое скажет: „Ведь я знал это всю свою жизнь…“»[112]

* * *

Через несколько дней мы разговаривали с Асафом по скайпу, и он сообщил, что обследования, результатов которых они опасались, показали, что все в норме. И что Саре стало полегче.

– Может, все-таки лучше будет, если вы приедете рожать в Израиль? – спросил я, а он сказал:

– Нет, папа, вряд ли, вся наша жизнь здесь.

И помолчав немного, добавил:

– Но тебя мы приглашаем. То есть я поговорил об этом с Сарой, и мы оба будем очень рады, если Нива… Я говорил тебе, что Сара согласилась на это имя?[113]

– Ты написал мне, – сказал я (и не сказал, что вместо радости ощутил вселенскую скорбь оттого, что Ниве-старшей не суждено познакомиться с Нивой-младшей, и поэтому я не смог написать ничего в ответ).

– Короче, – продолжил Асаф, – будет классно, если маленькая Нива будет знакома с дедушкой from day one[114]. К тому же – что может быть лучше, чем свой личный врач? Как ты думаешь, ты сможешь взять отпуск за свой счет на месяц-два? Скажем, в начале октября?

* * *

Я заказал авиабилет в Монреаль.

И не стал заказывать билет обратно.

Потом я поставил в проигрыватель пластинку Шуберта: соната номер 664 ля мажор.

Та-та-там, там-та-та-та-там… произведение начинается с любимого мотива, а потом этот мотив вплетается в музыку то тут, то там, и каждый раз он звучит немного по-разному.

Как детская игра.

Как приглашение на танец.

Как стук сердца, когда чуть не произошла авария.

Как строгий выговор.

Как облегчение после боли.

Как старение.

Как то, что ты ненадолго получил – и что снова уходит от тебя.

* * *

За окном вечер сменяется ночью. В доме пусто. В гостиной уже давно не раздаются детские голоса, и давно уже не слышно, как в душе вода струится по телу Нивы. Фоном тихо звучат сонаты Шуберта.

Если признаваться во всем, то сейчас.

<p>Пропавшие в Эдеме<a l:href="#n_115" type="note">[115]</a></p>

Февраль 2017 г.

Мы с Офером гуляем по фруктовым плантациям каждую субботу. Когда-то мы ходили туда вместе с детьми. Сейчас они большие и по субботам любят спать допоздна. А мы встаем рано. Я пью кофе. Офер пьет суррогат кофе, сделанный из фиников. Мы переодеваемся в спортивную одежду. Едем несколько минут и оставляем машину около КПП, хотя обычно он открыт и некоторые люди заезжают на машине внутрь. Здесь есть велосипедная дорожка, которую проложили несколько лет назад, и мы идем по ней, а если появляется какой-нибудь велосипедист, то мы отходим на обочину. Три месяца в году фруктовые деревья плодоносят: с декабря по конец февраля. Апельсины, грейпфруты, мандарины. В какой-то год один из владельцев плантации пытался выращивать красные грейпфруты. Видимо, дело у него не пошло: больше мы их не видели.

Перейти на страницу:

Похожие книги