— Что? — Глаза его засверкали.— Почему не можете?
— Я не могу *вам дать отчет о ходе расследования и вообще о том, что относится к этому делу, по одной простой причине: мой клиент — Осман-бей, а не вы.
— Но дело касается моей дочери,— покраснел он.— Это мне дает значительно больше прав, чем Осману-бею.
— Но не для меня,— сказал я.— Мне очень жаль, мистер Мюрад, но это так.
Он подошел к моему столу. Переполнявшие его разочарование и гнев стали почти осязаемыми.
— Вы расскажете мне все, Бойд, иначе я буду колотить вас до' тех пор, пока не заговорите.
Я осторожно выдвинул ящик стола и достал свой «Магнум-357».
— Успокойтесь, мистер Мюрад. Как только мой клиент разрешит вам все рассказать, я это сделаю, но не раньше.
Он смотрел на оружие в моей руке, и казалось, что его не остановить, но в конце концов здравый смысл взял верх.
— Ладно, Бойд,:— прохрипел он.— Сейчас я не могу ничего предпринять. Но придет время — я сделаю все, чтобы оно пришло,— и ситуация изменится. Только тогда вы горько пожалеете о своем отказе.
— А как вы оказались в Нью-Йорке и как обнаружили исчезновение дочери?
— Я позвонил ей из Парижа вчера утром. Думал сделать приятный сюрприз.. В отеле мне сообщили, что она ушла через два часа после прибытия, не оставив адреса. Я был поражен этой новостью. Потом подумал, что, может быть, этому найдется какое-то разумное объяснение, и позвонил своему компаньону.
Несколько секунд его правую щеку дергал нервный тик.
— Осман-бей вел себя очень изворотливо и уклончиво. Вначале сказал, будто моя дочь просто переехала в другой отель потому, что первый ей не понравился. Когда же я спросил, ,в какой, он забормотал нечто бессвязное и объявил, что охотно отдаст за мою дочь собственную жизнь. А потом поклялся на Коране сделать все возможное, чтобы вернуть ее в целости и невредимости. Я вскочил в первый же самолет до Нью-Йорка и сегодня утром прилетел сюда. А после четырехчасовой беседы с моим компаньоном сразу же пришел к вам. Даже лучший друг Османа-бея не назовет его храбрым, но сейчас кто-то пугает его больше, чем я. Он клянется, что понятия не имеет, почему похитили мою дочь. По его словам, контакта с похитителями у него нет и требования о выкупе он не получал, но тем не менее убежден, что, заявив в полицию, мы подвергнем жизнь моей дочери опасности. Вы что-нибудь понимаете, Бойд?
— Да, конечно. Похищение людей расценивается в США как одно из самых серьезных преступлений. Поэтому, если похитители считают, что смогут избежать полиции, убив свою жертву, они не станут церемониться: ведь за похищение им грозит электрический стул.
Мюрад несколько секунд молча смотрел на меня.
— Я еще раз прошу вас, Бойд, расскажите мне о ходе следствия.
— Я еще раз повторяю вам,— сказал я, не повышая голоса,— как только Осман-бей разрешит, я это сделаю.
— Хорошо,— бросил он сухо.— Я не могу разговаривать с человеком, который держит в руке оружие.
Он резко повернулся и направился к двери. Потом остановился и, оглянувшись, сказал:
— Вы пожалеете об этом. Я враг непримиримый.
Дверь за ним захлопнулась, и я не успел даже обдумать этот неожиданный визит, как в бюро ворвалась Фран.
— Надеюсь,— произнес я,— вы не пришли сказать мне о том, что Мюрад ожидает меня в коридоре на второй раунд?
— О нет! — воскликнула она, горестно качая головой.— Вас просит к телефону женщина. Она утверждает, что звонит от имени Османа-бея.
Я снял трубку.
— Бойд.
— Это Селина,— проговорил женский голос.
Передо мной немедленно возник образ прекрасной одалиски в красном шелковом болеро и шароварах.
— Ну, как проблемы, Селина? — спросил я.— Удалось заставить его двигаться?
— Не ваше дело, пошляк,— ответила она холодно.— У меня есть сообщение от Османа-бея. Он просил передать, что вынужден неожиданно уехать и не знает, когда вернется. Также он просил предупредить, что Абдулл Мюрад в городе и что ни в коем случае нельзя ничего ему рассказывать. Понятно?
— Понятно,— сказал я.— Он уже приходил и ушел. Я ему ничего не сказал.
— Ах, так. Ну в любом случае это все. Да, еще одно. Осман-бей сказал, чтобы вы позвонили ему в девять часов и отчитались о своей работе.
Я ответил ей вполне откровенно;
— Передайте, что я не знаю, где буду сегодня в девять вечера, поэтому сам выберу время, когда ему позвонить.
— Он, разозлится.
— Вы меня огорчаете, милая,— сказал я с упреком.
Раздался резкий щелчок. Она бросила трубку.
Я отошел от телефона и наткнулся на любопытный взгляд Фран.
— А что она хочет заставить двигаться, Дэнни?
— Свой пупок. А вы думали, что? А? Все искусство танца живота состоит именно в движении пупка. У нее плохое настроение, так как Осман-бей считает, что раз уж она обошлась ему в 1000 долларов, то за такие деньги он имеет право на движение высшего класса.
Фран посмотрела на меня с упреком.
— Ладно, я не верила ни в Османа-бея, ни в Абдулла Мюрада, и вы видите, До чего это меня довело. Теперь я готова всему верить. Я даже не спрошу, куда была заплачена 1000 долларов. Вы наверняка ответите, что в наше время на танцовщиц живота громадный спрос, правильно?
— Конечно. Почти правильно. И...