В глазах его появилось любопытство. Он пристально посмотрел на меня и нахмурился.
– Спенсер? Доктор Спенсер? Врач, погоревший на наркотиках?
– Точно.
Он закурил сигарету, выпустил дым через нос и тихо спросил:
– Хочешь найти тех, кто подвел тебя под монастырь?
– Видно, от тебя ничего не скроешь…
Он протянул мне руку.
– Желаю удачи! Могу дать монет, если потребуется.
– Спасибо, пока есть… Андре Мейнелю, если встречу, скажу, что у него есть настоящие друзья.
Увидев меня, Анна вздохнула с облегчением, и на ее глаза навернулись слезы радости.
Я коротко изложил ей свой план. Она не осмелилась возражать, хотя совершенно очевидно не разделяла моего намерения расквитаться с преступниками.
– Может быть, ты возьмешь мою машину?
– Нет, поеду поездом, это не так рискованно. Я смотрел, он идет туда в девять утра.
– Я провожу тебя на вокзал. Ты еще успеешь выспаться.
Она ушла в спальню, а я продолжал сидеть в гостиной, погруженный в свои невеселые думы. Вскоре она вернулась в очаровательной зеленовато-голубой пижаме.
До самого отъезда я так и не сомкнул глаз. Что касается пижамы, Анна надевала ее зря, пижаму пришлось снять сразу же.
Измученный неотвязными мыслями и дорогой, я приехал в Канны лишь к восьми вечера. Ехал я в вагоне второго класса с каким-то многочисленным семейством. Целая ватага горластых детей непрерывно лазила вверх и вниз по полкам под наблюдением толстой мамаши, от которой нестерпимо несло чесноком и дешевым красным вином. Голова моя раскалывалась от бесконечного мелькания малюток, их ссор и воплей, не говоря уже о зычных окриках родительницы.
Перед киоском у вокзала меня поджидало неожиданное потрясение: на первой странице газеты красовались фотографии Моники и моя со следующей надписью:
«Пала ли певица жертвой мести?»
К счастью, мой снимок, взятый из судебного дела пятилетней давности, был плохим.
Сидя за столиком в кафе «Терминус», я внимательно прочитал статью. Полицейских предупредил анонимный телефонный звонок. Те сразу же выехали по указанному адресу и в доме Моники нашли еще не окоченевшее тело. Заколовший ее убийца успел скрыться. Жертва пыталась защищаться, в руке у нее был зажат осколок вазы, другие осколки валялись на полу. Не обнаружилось ни отпечатков пальцев, ни прочих следов.
Все это я уже знал, но дальнейшее меня сильно заинтересовало. Полицию уведомили, что во время моего процесса Моника отказалась подтвердить факт нашего ночного свидания с ней и таким образом уничтожила мое алиби. Поэтому меня разыскивали как свидетеля.
Сразу стало ясно, что инициаторы кампании против меня, организовавшие последнее преступление, которое могло стоить мне жизни, не теряли времени даром. Подтверждением тому был звонок в полицию, известивший об убийстве Моники Вотье.
Но кто же это человек? Кто за ним скрывается?
За перевозку и продажу наркотиков я рисковал всего несколькими годами свободы, а теперь на карту была поставлена моя голова. Я точно знал, какие «свидетельские показания» ждала от меня полиция. Признайся я только, что был у Моники, меня бы тут же обвинили в убийстве из мести. Все говорило против: время убийства, отсутствие очевидцев, мое исчезновение. Месть показалась бы судье достаточным мотивом, и присяжные тоже бы согласились.
Человек, только-только вышедший из тюрьмы, не может рассчитывать на снисхождение: его бывшее дело играло бы роль колокольчика на шее прокаженного. Оно бы предупредило всех, что этот человек опасен.
Мое внимание привлекла одна деталь: в коротенькой биографии Моники упоминалось, что пять лет назад она приобрела магазин модного платья в районе улицы Фобург-Сен-Жермен.
Именно тогда Марсель Бланк «унаследовал» крупный капитал, благодаря которому приобрел гараж с бензоколонкой. Тогда и Моника Вотье обзавелась магазином. Участникам моего дела щедро заплатили за молчание. Оно было настолько необходимо, что теперь одного из них просто ликвидировали…
Я не знал своего противника, но понял, что он безжалостен, ловок и неразборчив в выборе средств. Борьба с ним будет не на живот, а на смерть.
Теперь мне уже действительно нечего было терять, все обернулось против меня: полиция, общественное мнение, банда беспринципных, умелых преступников… Как животное, затравленное сворой гончих, я мог только драться, прижавшись спиной к стене.
Возможно, я погибну, но и недруги мои дорого заплатят: я не намерен даром отдавать им свою шкуру.
Канны еще были полны курортников.
В своем уже старомодном костюме, с необычно для этих мест бледным лицом, я чувствовал себя белой вороной в веселой толпе загорелых отдыхающих, которые расхаживали повсюду в шортах и сандалетах на босу ногу.
«Пальма» находилась в самом центре коммерческой части улицы Антиб.
Это был маленький бар, стены которого, отделанные деревянными панелями, придавали помещению респектабельный «британский» вид. Приглушенная музыка сопровождала негромкие разговоры многочисленных посетителей, собравшихся здесь, несмотря на довольно поздний час.
Бармен в строгой белой куртке спросил, что мне угодно.
– Могу ли я видеть Шарля Кусселли?