Читаем Пропасть полностью

Только белорусы и украинцы в этом отношении похожи на нас. Правда, будучи в меньшинстве, да ещё с одной области, могут иногда подчеркнуть свою обособленность и поиграть в солидарность. Но это случается редко. Обычно тоже поедом едят друг друга — как бы не похлеще русских.

В нашей роте смесь землячества и дедовщины создала отвратительно-гнилостную обстановку, усугубляемую ещё и тем фактом, что значительную часть солдат составляли судимые, нахватавшиеся лагерной приблатнённости — а офицеры (стройбат есть стройбат) не блистали излишней дисциплинированностью и приверженностью к трезвому образу жизни.

В принципе, допускаю, что в тот момент я излишне эмоционально отнёсся ко всему увиденному мной. Судя по тому что я слышу об армии сегодняшней (как солдаты не только бьют насмерть, но и насилуют друг друга, заставляют побираться; как офицеры продают в рабство подчинённых и о прочих шедеврах "мирных солдатских будней"), у нас-то наверное было не так уж катастрофически скверно. Всё познаётся в сравнении.

Но и то, что увидел я лично, в тот момент представлялось мне разновидностью узаконенного рабства. А я не горел желанием быть чьим-то рабом — пусть даже во имя каких-то призрачных интересов своего отечества. Государство, плюющее на своих граждан, не имеет права обижаться, когда граждане в ответ плюют на него. Я готов был стать солдатом (даже мыслишка была — в офицеры выбиться), готов был защищать страну (хотя лично мне-то защищать было особо нечего). Я мог просто не явиться на сборный пункт, мог уйти в приенисейскую тайгу, мог бы, наконец, сойти с поезда (по пути в Саратов) на любой станции. Но таких мыслей у меня не было. Я не был врагом этого государства.

Однако, как быстро выяснилось, государству было глубоко насрать на все мои взгляды, стремления, желания и убеждения. Я, в глазах его представителей, попав в армию, перестал быть человеком — превратившись в нечто вроде говорящей лопаты, или двуногого ишака, на которого нужно побольше грузить и которого следует покрепче бить палкой, желательно суковатой.

Причём, используя чисто лагерные методы (помноженные на армейский бардак), государство как бы самоустранилось от участия в моей службе и жизни, назначив погонщиками над человекоишаками вроде меня, блатоту из ишаков-надзирателей.

Разглядев всю эту гниль и поняв систему, я ушёл из армии. Слово "сбежал" тут подходит мало. Просто собрался и ушёл. Никуда не торопился, по сторонам пугливо не озирался. Знал — хватятся только вечером, во время проверки (там как в лагере, две проверки в день — утром и вечером). Искать особо не будут — я ушёл без оружия. А из-за безоружного стройбатовца, кто будет носом землю рыть? Да даже если бы и захотел прихватить с собой оружие — где бы я его взял? Мы автоматов и в глаза не видели. Только в день принятия присяги, вешали нам по очереди на шею, один и тот же "калашников" — старой модификации, с деревянным прикладом, незаряженный и вряд ли исправный. По окончании процедуры его тут же куда-то унесли. Если я что-то и знаю об оружии, так только из школьных уроков по военной подготовке. Мы были обыкновенной дармовой рабсилой.

В принципе, я и сегодна не жалею о том что дезертировал. Хотя, можно ли побег — не столько из армии, сколько из полутюрьмы-полудурдома — назвать дезертирством?

Как-то, уже годы спустя, один мой излишне экзальтированный знакомый, начал-было с апломбом толкать речь о том что в армии, дескать, служить всё-таки необходимо, несмотря на все её недостатки. Вот он мол, в отличие от меня, полностью все два года отслужил, "долг родине отдал"…

Обычно я в объяснения на этот счёт не вдаюсь, потому что не считаю себя чьим-то должником. Но в тот раз был не в настроении, поэтому, в свою очередь, задал дорогому товарищу несколько щекотливых вопросов.

— "Ты дедам носки-трусы стирал? Только честно!"

"Ну… В принципе попервой приходилось…"

— "А я никогда чужих носков, или трусов, в руках не держал… Тебя деды туалеты зубной щёткой чистить заставляли?"

"Редко."

— "А я зубной щёткой только зубы чищу… Тебя деды за шлюхами посылали?"

"Ну было дело. Один раз даже гомика привести пришлось — по особому заказу."

— "Самого-то часом не использовали?"

"Да ты чё, ты чё, в натуре — фильтруй базар-то!.."

— "Ладно, не шкуруйся — только учти, что я лично девок ни к кому не водил и ни под кого не подкладывал. Понимаешь — целое государство, которое у таких вот "дедов" за спиной стоит, всей своей мощью, не смогло меня заставить быть прислугой у оборзевших говноедов. А тебя — заставили. Так кому из нас должно быть стыдно?"

"Но родину-то защищать мы все должны! Это же наш священный долг…"

— "Когда это ты так задолжал? На какую сумму?"

"Ну государство же нас учило, лечило…"

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии