Пропащий

В обед я пошел домой собираться и вернулся через некоторое время уже с вещами, готовый к отъезду. В доме все было по-прежнему. После обеда он снова вернулся на диван. Мне становилось не по себе от мысли, что после всего этого я полечу с ним один на один в самолете. Время приближалось к девяти часам вечера, а он все продолжал кричать на людей, словно готов был сражаться до последнего вздоха и умереть прямо на месте, если бы это потребовалось для того, чтобы люди его услышали. В какой-то момент я даже подумал: «Выживет ли он после такого накала?» После месяцев хаоса и беспорядка его тело выглядело тощим и сухим, но качество его энергии не менялось: пылающее пламя. Пока он наводил священный ужас на всех подряд, я вышагивал взад-вперед перед домом и от волнения что-то бормотал себе под нос. Он не проявлял абсолютно никакого беспокойства по поводу времени. Я не слышал, чтобы он когда-либо опаздывал на самолет, поэтому моя тревога была пустой тратой энергии. Не знаю, были ли собраны его чемоданы, но сидел он все в той же заляпанной белой хлопковой пижаме, что и вчера и позавчера.

Наконец примерно в 9.30, когда до отлета оставалась буквально пара часов, он пошел вверх переодеться, пока я ждал его внизу и прощался с друзьями.

Спустившись вниз в западной одежде, он выглядел так, словно только что прибыл – свежий, как цветок, и готовый отправиться в путь. Прощаясь с народом и складывая руки в жесте намасте, он быстро пробирался через толпу и естественным образом увлек ее за собой на улицу. Сделав прощальный взмах рукой в темноте, он сел в машину, и мы помчались в аэропорт. Вместе с нами в аэропорт отправился целый караван машин. В зале для вип-класса ему пришлось немного подождать до объявления посадки. Во время ожидания молодой индиец задал ему пару вопросов, явно выказывающих имеющийся у него интерес к Джидду Кришнамурти.

– Юджи, можно задать серьезный вопрос?

– Я никогда не отвечаю на вопросы.

– Он атакует саму основу спрашивающего, – сказал Маджор, вышагивая за его спиной взад-вперед, как пантера.

– Правильно. – Он очень редко так отвечал. Помолчал немного и добавил:

– Ученый послушает меня и очень скоро почувствует в моих словах угрозу себе. Святой человек может провести со мной больше времени, потому что у него слишком много сетей, с помощью которых он надеется меня поймать.

В самый последний момент, когда Юджи уже направлялся к контрольному пункту досмотра, те двое последовали за ним. И словно боясь упустить последний шанс, со всей возможной настойчивостью, почти преследуя Юджи, молодой индиец выпалил:

– Юджи, столько людей пришли, чтобы увидеться с тобой, ничего о тебе не зная. Этот постоянный разговор о деньгах, из-за которого многие ушли, так и не получив того, что они хотели. Самое главное, что они унесли с собой, – неверное, ошибочное представление. Почему ты это делал, Юджи?

Юджи остановился и повернулся. Глядя прямо ему в глаза, он сказал низким голосом, от которого побежали мурашки по спине:

– Они безмозглые дураки, раз ушли. – После этого он снова повернулся и ушел.

Мы прошли контроль, еще раз помахали на прощание. Уже тогда, при взгляде на него, плывущего словно призрак, создавалось впечатление, что он наполовину покинул этот мир. Я шел за ним, не спуская глаз. Публики не было, поэтому и выступлений тоже. Он тщательно изучил всю рекламу и все, что его окружало, – лицо его было каменным. Каким облегчением было находиться рядом с ним в тишине его пространства, без людей.

Ближе к концу полета я понял, что заснул. Беспокоясь, что за это время с ним что-то могло случиться, я пошел вперед к его месту в салоне. Он был единственным пассажиром в первом классе. Мне показалось, что его место пустует, но затем я заметил торчащие из-за спинки кресла седые волосы. Прикрытый пледом, он спал сном младенца в огромном шикарном кресле. Он напоминал мне маленькую хрупкую птичку. Сначала я не мог определить, дышит ли он, но затем заметил признаки жизни. Я немного пошуршал, и он проснулся в мягком солнечном свете, проникающем через окно.

– А, ты здесь! – тепло сказал он.

– Как дела, Юджи?

– Отлично! Лучше и быть не может! Она так заботливо ко мне отнеслась, – ответил он, показывая на стюардессу.

– Хорошо!

Он молча смотрел в окно. Казалось, панорама облаков в нежном утреннем свете удивляла его. Но, возможно, это лишь моя интерпретация, я не могу утверждать точно. Могу лишь снова и снова повторять, что это был чистый детский взгляд. В тот момент у окна он представлял собой картину абсолютной невинности.

Глава 36

«Что ты выбираешь из этой «мыслесферы”, зависит от твоей обусловленности, твоей культуры – это как антенна. Эта антенна сломана».

Я переживал из-за длинного перехода, который нам нужно было совершить, чтобы добраться до зоны прилета в аэропорту, но он справился прекрасно. Немцы были очень рады видеть его, и мы отправились под холодным зимним серым небом на север, в Кельн.