– Когда я впервые приехал в Лондон, кто-то потащил меня слушать одного из тех известных парней, что выступали в Альберт-Холле.
Затем, указав на Нарена (немца, который очень любил музыку) легким взмахом салфетки, продолжил:
– Его любимая Девятая симфония Бетховена… он начал… я встал и вышел. А потом я еще был в Москве.
– Ага…
– Мой гид, сука, настаивал на том, что я должен пойти и послушать концерт, очень знаменитый концерт в Большом театре…
– Ааа…
– Он называется Большой театр… «Мадам, ноги моей не будет в вашем гребаном театре!», – поглаживая рукой воздух перед собой, сказал он и продолжил:
– Вы до сих пор не создали ничего более интересного, вы по-прежнему играете Моцарта! – Он разминался перед тем, как напасть на проявления творчества, имея в виду Нарена.
– Ага…
Затем взорвался ворчливым немецким: «Баааах!» и состроил насмешливую рожицу.
Нарен в ответ на это пролаял: «Бах! Бах!»
– Что, Нарен? Баааах! – Юджи шлепнул его и широко улыбнулся оттого, что все смеялись над его произношением.
Преподобный добавил:
– Его Бах хуже, чем его укус!
Когда он это сказал, Нарен побежал к столу и стал колотить по нему, как не в себе:
– Бах! Бах! Бах!
– Бах! Бах! – Юджи не собирался сдаваться. – А Вагнер хуже всех!
И окончательно уничтожил пантеон немецких культурных драгоценностей его последний выстрел:
– Я знаю о музыке больше, чем…
– Мммм…
– Даже лучшие музыканты!
– Мммм!
– Они не в силах этого вытерпеть!
– Не в силах!
– А? Что? – Он хотел, чтобы Преподобный снова повторил ему то, что он уже знал.
– Ты знаешь гораздо больше о музыке!
– Чем лучшие музыканты! – напомнил Юджи, смеясь и указывая вверх, критикуя с радостью пятилетнего ребенка.
Сальваторе снова встрял:
– Юджи, ты очень-очень прррав, потому что…
Комната разразилась смехом. Мы смеялись над самим фактом его согласия с этим нелепым бредовым разговором. Желая обнаружить причину смеха, он обернулся и рассмеялся сам. Но перед этим Юджи успел вставить:
– Не говори, что я прав!
– Но… э… послушай, потому что я могу… э… с тобой…
– А?
– Потому что… э… это тоже музыка, – сказал он, отстукивая карандашом ритм по столу.
– А еще лифт… э… который тебе нравится… э… в моем доме… – вспомнил он. – Бррр, тебе нравится, ты помнишь?
– Я знаю.
– Мууурти сказал… э… мне: «Это музыка!» Ла-ла-ла! – ответил он, размахивая карандашом как дирижерской палочкой. – Ты помнишь? Так же и звук, музыка – это звук…
Он продолжил постукивать по столу, затем добавил бит другой рукой. Начала вырисовываться приятная мелодия.
– Но затем человек начал что-то делать с этим звуком.
Юджи это не поколебало.
– Ничего.
– Ах, но… э… Юджи, звук он сначала, а потом… творчество…
Затем Сальваторе начал напевать, подражая звукам скрипки:
– Хммммм, эмммммммм, аммммммм…
Юджи легко рассмеялся.
Сальваторе снова улыбнулся:
– Ах, Юджи, ты не понимаешь.
– Согласен, не понимаю.
– А, ну ты… э… шутишь, понятно…
– Нисколечко. – Улыбнувшись, он воспользовался возможностью снова свернуть на свою колею и повернулся к Рэю: – Понимаешь, когда я разговариваю с музыкантами, я обычно говорю: «Видите ли, гармония в западной музыке, а мелодия – в восточной». Раньше в Индии никогда не использовались музыкальные инструменты.
– Хммм!
– Раньше, в Адьяре, в Теософском обществе, я был окружен лучшими музыкантами. Сколько лет я там провел? С 1932 по 1951-й?
Пока он так разговаривал с Сальваторе, Мэгги, наша хозяйка в Палм-Спрингс, истерически хохотала вместе со своим братом Нареном, по прозвищу «Святой». Это было очень веселое зрелище. Один вид этой парочки вызывал смех.
Я находился в дальней части комнаты на диване вместе с Майком и Уешей, отпуская комментарии по поводу происходящего, играя в этой компьютерной игре роль тупого боевого оружия. Остальные сидели кто где в разной степени расщепления сознания и, слушая Юджи, покатывались со смеху. Периодически влезая в разговор со своими глупостями, я заставлял половину комнаты взрываться смехом, пока Юджи объяснял вещи, которые мы все уже тысячу раз слышали, и мы словно заново смотрели знакомое кино. Во время разговора он был похож на ребенка: его руки и ноги постоянно двигались, он смеялся, улыбался, откидывался в кресле.
Его несло, и ничто не могло его остановить.
– Они не в курсе, я очень хорошо знал Кришнамурти, мы были очень хорошими друзьями, он меня очень любил.
Преподобный подыгрывал:
– Он очень тебя любил!
– Каждый день мы ходили с ним на прогулки в Ченнаи, Адьяре. Мои дочери играли с ним. И он не знал, как нужно пить апельсиновый сок. – С этими словами он погладил Преподобного по руке.
– Однажды моя жена пригласила его: «Пожалуйста, покушайте с нами». – «Нет, если я приму ваше предложение, я должен буду принимать предложения всех людей». И он пригласил меня пообедать с ним… «Никогда!»