Пропащий

Я пытался определиться, что же мне делать: то ли улететь первого сентября, как и планировал, в Штаты, то ли послать все дела в Нью-Йорке к чертовой бабушке. Сейчас даже трудно представить, каким сильным тогда было искушение все бросить и разом избавиться от всей своей собственности. Долгое время это было просто моей навязчивой идеей. И все-таки чувство самосохранения заставило меня вернуться назад. Я все еще мог продать какие-то картины. Да и кроме того, предоставить моим друзьям выкидывать вещи из моей квартиры на улицу тоже было как-то не очень. Я бы сам не хотел оказаться в подобном положении.

Тем не менее, когда мы ехали на юг, я прокручивал в голове идею о том, чтобы остаться. Юджи спросил меня о планах. Я позволил ему порвать мой обратный билет, но билет был электронный, поэтому ничего страшного не случилось. Я обсудил ситуацию с ребятами в Вансе, пока мы болтали, стоя на маленьком каменном плато, возвышающемся над живописной равниной, – то был один из редких моментов, когда можно было насладиться прекрасным видом после выматывающего дня почти полного ничегонеделанья. Мы с Калифорнийцем говорили о своем намерении, по возможности, быть с Юджи до самого конца. Похоже, он производил на нас обоих одинаковый эффект – нечего более ценного и стоящего для нас в мире не было. Я сомневался, ехать ли мне в Нью-Йорк, поскольку думал, что Юджи может нуждаться в моей поддержке: «Что будет, если я уеду, а он упадет?» Спасибо Марио – он напомнил мне о том, что Юджи умер давным-давно и на самом деле никогда ни в чьей помощи не нуждался.

Я решил вернуться и уладить свои дела в Нью-Йорке.

После моих субарендаторов в комнате царила полная разруха. Я дал себе неделю на то, чтобы увезти свои картины и несколько самых необходимых вещей, а со всем остальным безжалостно расстался. Соседи, жившие через коридор от меня, были в шоке, когда увидели телевизор, кровать, стулья, уже и так поломанные, и прочую лабуду: «Что ты собираешься с этим делать?» «Угощайтесь», – сказал я и радостно поставил на этом жирную точку. Теперь у меня практически ничего не было, и мне было интересно, какой станет моя жизнь без всего.

После этого я немедленно отправился во Франкфурт, доехал до Амстердама с Уешей, где мы присоединились к остальным. Мы провели в Амстердаме несколько дней, затем отвезли в Кельн женщину, которой нужно было на работу, а потом снова отправились в Гштаад в новой «Вольво» Эрика. Эрик был за рулем, Юджи на переднем сиденье. Мы втроем – Калифорниец, Йогиня и я – были зажаты на тесном заднем сиденье автомобиля. Юджи хотел съездить в Лондон, навестить своих старых друзей.

К тому времени как мы остановились первый раз заправиться и пописать, Йогиня обнаружила, что растительное масло, предназначенное для готовки, разлилось по всей ее новенькой дорогой сумке. Мой рюкзак, лежавший сверху, полностью промок. Я бросил его. Что до остальных трех дней этого турне, я даже говорить о них не хочу. Я увидел Лондон. Я обливался потом в супержарком помещении, которое арендовал Юджи. Приехал Махеш. Была совершенно дискомфортная поездка по английским окрестностям, где жила «та жирная сука» королева, с заездом в Кембридж, затем в Оксфорд и назад. К концу поездки мы трое были просто всмятку на своем заднем сиденье. Я был готов взорваться. Посмотрев на Йогиню, Махеш сказал: «Моя дорогая, ты выглядишь так, словно ждешь пулю в лоб!» Он постоянно отводил меня и советовал держаться подальше от Юджи. Мне, знавшему историю их взаимоотношений, это казалось странным. Но, очевидно, он считал, что нам надо прятаться, чтобы не быть «разрушенным» Юджи и не стать, как он выражался, полными изгоями в обществе. Я воспринимал это как одно из типичных драматичных представлений Махеша.

Не было человека счастливей меня, когда, вернувшись через три дня в Люксембург на «континент», я увидел, как подъехал Марио в минивэне с нормальными сиденьями. Я готов был его расцеловать.

Юджи потащил нас дальше в Италию, на побережье Амальфи, где, по его словам, он искал себе место «постоянной дислокации». Он продолжал говорить об уходе, приводя в пример слонов, самостоятельно выбирающих место своей смерти, однако создавалось впечатление, что ему просто нужен был предлог, чтобы не сидеть на месте. Многие годы он не уставал повторять, что для него остановка означает смерть. Кто-то из друзей рассказал о том, что к югу от Генуи есть замечательное местечко, и мы поехали посмотреть его. На одной из продуваемых ветром, идущих вдоль моря прибрежных дорог, во время остановки, я открыл дверь новехонькой «Вольво» и случайно стукнул ее о каменный парковочный столб так, что осталась вмятина. Водитель почти не отреагировал. В тот же день мы вернулись в Гштаад. Поскольку мы постоянно перемещались с места на место, Юджи предложил, чтобы мы, дешевые американцы, взяли себе в аренду отдельную машину.