Пронзающие небо

Соскочил Алёша с печки, подбежал, подхватил — так и есть: то было Олино рукоделье: ведь она была пожалуй лучшей (после своей матушки), швеёй в их деревне; и на этом платочке отобразила круглое озеро, да березки над ней склоненные; у одной из берёзок можно было разглядеть и её фигурку — впрочем, не ясно — потому что она почти сливалась с белейшим стволом. Тогда Алёша поднёс этот шелковистый, веющий цветочным ароматом платок, тихо поцеловал его, и прошептал:

— Прости меня, Оля, опять я… — повернулся к маме, которая расстроенная стояла у печи, перебирала посуду, и ей сказал. — …Прости меня, мама…

— Да ничего-ничего… — вздохнула она. — Тебе ж тяжело…

Алеша сморщился, заскрежетал зубами, но всё же сдержал рвущийся крик. После этого сложил платочек, во внутренний карман убрал, к самому сердцу приложил — и теплом благодатным согрелся, словно бы Оля своей ладошкой дотронулась. Пытаясь предотвратить следующие вопросы матери, которая конечно же заметила Алёшину боль, он спросил:

— Как сегодня на улице?

— Солнечно и сугробы пышные лежат! Но дедушка на улицу вышел на небо посмотрел и сказал, что к вечеру буря начнется…

Алёша не обратил внимание на слова про бурю — чувствовал он в себе силы преодолеть любое испытание (но скорее конечно и не представляя этих испытаний); вот он приложил к ледяному узору на окне ладонь и подержал так некоторое время, не чувствуя холода. Потом отнял руку и увидел, что ледяной узор остался прежним, разве что совсем немного подтаял — так холодна была его рука. Стараясь не высказывать своего волнения, задал следующий вопрос:

— А высоко ли солнце?

— Да, высоко. Все уж давным-давно проснулись, только ты один так долго спишь! Если б я тебя не разбудила ты б наверное, спал до вечера!

— Странно. — задумался Алеша, — наверное, там время идет совсем иначе, нежели здесь…

— Ты о чем это?

— Да, что же я… Мне же идти надо! — воскликнул Алеша

— Куда идти? Ты же болен! Тебе лекарство принимать надо, в бане париться, да ты еще и не позавтракал!

— Мне старец Сергий сказал, чтоб я побольше двигался.

Алеша повернулся к столу, залпом выпил парное молоко, закусил хлебом, съел несколько ложек меда и спешно стал одеваться.

— До снежной бури вернусь домой! — и сам подивился своей смелости и убедительному тону. — Я и Жара с собой возьму!

Говоря это, Алеша уже полностью оделся, а оделся он так, что в избе ему тут же стало жарко.

Он уж было бросился к сеням, но вспомнил о оставленном в кладовке мешке с едой и вернулся за ним — мешок оказался весьма тяжелым — Алеша взвалил его через плечо и тут вспомнил об охотничьем ноже, который собирался взять у отца. Он остановился на миг, задумался и решил, что можно обойтись и без ножа.

Спустя мгновенье он, никем не замеченный, выскочил из дома навстречу яркому солнечному сиянию, которое заливало высокое морозное небо и блистало на пышном белом ковре покрывавшем землю.

Алеша бросился бежать к калитке, на бегу крича:

— Жар! Жар, за мной!

Раздался радостный лай и большой огненный шар с выделяющимся черным мокрым носом и блестящими глазами выскочил из конуры и догнал Алешу.

Юноша распахнул калитку и остановился там повернувшись к дому, глядя на белый столбик дыма, который поднимался из трубы, на ветвистые яблони, что росли у окон, на крыльцо на которое он так часто взбегал или же выбегал…

— Прощай! — проговорил Алеша и на глаза его выступили слезы. — Когда я увижу теперь тебя вновь, дом родной?

Алеша поправил перевешенный через плечо мешок, и поспешил по деревенской улице, туда, где за последними домами стояла белая, как снег, березовая роща от которой деревня и получила свое название — Березовка.

В те минуты, печаль расставания с родимым домом оставила Алешу — и что право! — светило солнышко, синело небо, морозный, свежий воздух приятно щекотал лицо и полнил легкие прохладой. Все вокруг было чисто и светло; белый снег скрипел под валенками, где-то чирикали воробьи. Да вот и они сами — маленькие птахи, клевали кем-то насыпанные зерна. И представился тогда Алеше весь дальней путь этакой освещенной солнцем дорогой, на протяжении которой он будет играть с Олей в снежки, песни петь, просто разговаривать…

А вот и Ольга — она стояла на дороге в окружении белых березок, ее щеки пылали румянцем, а мешок с едой стоял чуть поодаль, она встречала Алешу такими словами:

— Эх, Алёша, Алёша — ведь целый час уж здесь тебя дожидаюсь…

— Да ладно тебе. — добродушно усмехнулся Алеша и даже запустил в Ольгу снежным комом. Та увернулась и спрашивала:

— Я то уж надеяться начала, что все обошлось, что сны к тебе вернулись… И неужто правда… Ты веселый такой…

— А что печалиться? — жизнерадостно улыбнулся Алеша и еще раз оглядев залитый солнцем, белый мир, запустил в Ольгу еще один снежок, на этот раз она не успела увернуться, но отвечать Алеше не стала, зато спросила:

— Так что, идем?

— Ну да, идем! — вновь улыбнулся Алеша; выпустил изо рта несколько облачков белого пара и стал наблюдать, как они тают в прозрачном воздухе.