Проклятый подарок Авроры

Лиза так и застыла с приоткрытым ртом. Виртуозность этого вранья привела ее в восторг. Вот это сообразительность! Кто бы мог ожидать от этого святоши…

— Вы, Лиза, с чего вдруг решили в дом через окно пробираться? — сказал в это время старик, усмехаясь совершенно беззаботно. — Я же вам ключ дал.

— Да я ключ дома забыла, — стараясь говорить как можно спокойней, произнесла Лиза. — Вон он, на столе лежит. Ну что мне было делать, как не в окно лезть?! Кабы я знала, что вы скоро вернетесь, я бы вас подождала, конечно, а так… ну что делать?!

— Пускай аусвайс покажет, — упрямо буркнул полицейский, прислоняясь к дверному косяку. — Внучка не внучка, подруга не подруга, а аусвайс надо предъявить.

Понятно, ему было жаль, что его попусту оторвали от дела, а скорее от безделья, и он хотел теперь во что бы то ни стало продемонстрировать свою власть.

Лиза и отец Игнатий переглянулись, и она поняла, что до старика дошла вся опасность их положения. Он даже побледнел, не зная, что ответить полицаю, и тут, словно по мановению волшебной палочки, зазвучали шаги на лестнице, и в комнату вошел… не кто иной, как Петрусь. У него был усталый вид, глаза провалились, видно, мало приходилось спать эти дни, осунулось и заросло щетиной лицо, рубаха была грязной, а все же никогда еще не казался он Лизе более желанным, более любимым, чем сейчас.

Она даже о своих бедах забыла. Просто смотрела на него и думала — да как же можно было просто помыслить уйти от него, покинуть его?!

— Здорово, Илюха, здорово, Савичев! — за руку поздоровался Петрусь с полицаями. — Что это вы тут злобствуете, словно мусора советские? Отстаньте от девушки. Нет у нее никакого аусвайса и быть не может, потому что ее документы я сам позавчера на перерегистрацию унес. Она с мужем развелась и фамилию меняет обратно на свою, на девичью. Была Иванова, стала Петрова, — сказал Петрусь, и Лиза тупо порадовалась тому, что он не придумал какие-нибудь более сложные фамилии, запомнить которые у нее не хватило бы соображения. А еще она подумала, ну неужели кто-то в такие времена может разводиться?! А впрочем, если могут влюбляться, то, наверное, и жениться могут, и разводиться… Жизнь идет. Банально звучит, зато верно.

— Ну, коли так, мы пойдем, — сказал тот полицейский, которого звали Илюхой.

— Топайте, ребята, — кивнул Петрусь. — Меня на один денек на побывку домой отпустили, а завтра снова в казарме встретимся.