Уже завтра он вернется в туманный Лондон, пасмурный и серый. Встретится лицом к лицу с предавшим его Эриком, с которым он совершенно не знал что делать. Они прошли бок о бок слишком через многое, будучи едва ли не братьями. И Ник понимал, что предавший однажды, предаст и второй раз, а значит, Эрика нужно убрать. Только убивать члена своей семьи как-то слишком дерьмово. Уже завтра он избавится от надоедающей матери, которая почему-то перестала ему так надоедать, хоть он и убеждал себя в обратном. Уже завтра он почувствует приятную тяжесть пистолета и металлический запах крови. Он будет в своем мире, жестоком, грязном, неприятном. Долгожданном. Жаль только, что в его мире не будет ее.
— Представляешь? — Эмили снова засмеялась, явно закончив одну из своих историй, и допила чай, поставив пустую чашку на стол.
— Представляю, — в привычной манере хмыкнул он в ответ, совершенно не представляя, о чем она говорила.
— Ты допил? — она взглянула на пустую чашку перед ним и забрала ее после его короткого кивка.
Она отошла к раковине, включив воду и моя пустые чашки, стоя к нему спиной, а он не сводил с нее взгляда. С ее фигуры, которую не скрывал даже мешковатый костюм, тонкой шеи, изящной талии. Не сводил взгляд, а в голове была только одна мысль: он ее больше никогда не увидит. Ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю, ни даже через год. Никогда. Он не вернется в Чикаго, а она никогда не прилетит в Лондон, и чертов эгоизм все же взял над ним верх, заглушая все благородные мысли и мотивы, которых он старался придерживаться.
Он резко поднялся, слишком громко отодвинув стул, что тот едва не упал, и, преодолев разделявшее их расстояние, за пару шагов приблизился к ней. Она удивленно оглянулась, услышав грохот, и охнула, когда он резко, по-хозяйски развернул ее и притянул к себе, она от неожиданности уронила на пол разлетевшуюся вдребезги чашку, прижатая к его мускулистой груди. Не успела ни слова сказать, как он накрыл ее губы своими, требовательно и как-то нетерпеливо целуя, что она не могла противостоять его напору, целиком и полностью отдаваясь в его власть. Будь что будет.
Он оторвался от ее губ на пару мгновений, стянул с нее надоевшую кофту, выругался, когда Эми застряла в ней, и с нетерпением откинул в сторону, вернувшись к ее манящим губам, оглаживая желанное тело, а она податливо плавилась в его руках. Торопиться не хотелось: хотелось насладиться ею, запомнить ее.
Ник подхватил ее на руки и посадил на тумбу, встал между ее ног и снова поцеловал, позволяя ей проворно расстегивать пуговицы рубашки, которая вскоре упала к его ногам. Он целовал ее шею, а слух ласкали ее слабо сдерживаемые стоны и сбившееся дыхание. Стянул лямку кружевного черного лифчика, еще больше будоражащего его воображение, влажной дорожкой поцелуев спускался ниже, к груди, лаская ее, предусмотрительно все же избавившись от лифчика.
— Ник… — едва слышно прошептала она.
— М?
— Спальня… Наверху…
Он прекрасно помнил, где была спальня.
Она обхватила его бедра ногами, когда он подхватил ее на руки, обняла за шею и прижалась к нему, чувствуя себя надежно в его сильных руках.
Дорога до спальни казалась Нику бесконечной. Он уже было потерял все терпение, когда наконец толкнул дверь спальни, положив Эми на широкую мягкую кровать, и навис сверху, снова наслаждаясь ее телом, ее запахом, прикосновениями ее нежных рук.
Он отстранился, ловким движением стянул с нее домашние штаны, кинув куда-то в сторону, и встал возле кровати у нее в ногах, любуясь ее по истине совершенным телом, расстегивая ремень брюк. Он видел ее смущение, но она были слишком совершенна, чтобы думать о чем-то еще. А когда он стянул брюки вместе с боксерами, Эми и вовсе покраснела, прикусив нижнюю губу.
— Ник… — неуверенно позвала его, но в этот раз он не откликнулся и снова навис над ней, что ей пришлось рукой остановить его, встретившись с его непонимающим взглядом. — У меня это… впервые.
— Впервые? — удивленно переспросил он, затуманенным желанием сознанием начиная понимать смысл её слов. — То есть…
— Ты у меня первый… мужчина.
— Зашибись, — усмехнулся Ник, смущая Эми еще больше.
— Это ведь ничего не меняет… Я правда готова и хочу этого.
Это правда ничего не меняло, за одной маленькой деталью, на которую Нику в тот самый момент было плевать с высокой колокольни.
— Ты ведь не ждешь фееричных оргазмов? Будет больно.
— Я знаю, Ник…
Хотел сказать ей, какая же она дура, но промолчал, поглощенный совсем другими мыслями.
Он стянул с нее трусики, чувствуя, как она вся сжалась. Он старался быть с ней нежнее, ласкал ее тело, а она снова расслаблялась в его руках, наслаждаясь его прикосновениями, теплом и близостью. Прикрыла глаза и закусила губу, отдаваясь новым безумно приятным ощущениям.
— Готова? — он посмотрел ей в лицо, и она неуверенно кивнула.
Как он ни старался сгладить боль и неловкость первой ночи, ей было больно. Она кусала губы, морщась, пару раз неразборчиво шептала, что ей больно, и жмурилась, когда глаза застилали подступившие слезы. Первый раз был совсем не таким, каким она его представляла.