– Разумеется, – опять не стал спорить мужчина, неожиданно делая шаг к собеседнице, – Подумай сама, моя девочка. Я знаю о силе, коей наделен браслет, силе, что когда-то была сокрыта в теле кошки, куда больше, чем кто бы то ни было из живущих, – глаза его чуть сверкнули, – Кроме меня никто не сумеет помочь тебе… Подумай, моя милая, – голос мага ядом вливался в уши, постепенно понижаясь почти до шепота, становясь все более весомым и внушительным, – Подумай, – неужели же ты желаешь гибели своих друзей? Неужели хочешь, чтобы сбылось то, что я показал тебе? Ведь это возможно, ты не сумеешь контролировать силу, и она разрушит все вокруг, убьет всех, кто так дорог тебе, – Альберт улыбнулся и медленно протянул руку вперед, раскрывая ее в приглашающем жесте, – Но я мог бы помочь тебе избежать этого. Разве не этого ты хочешь?
На несколько мгновений в теплой маленькой гостиной повисла тишина, нарушаемая лишь негромким потрескиванием огня в камине. Девушка, оторвавшая взгляд от глаз родителя, молча созерцала предложенную ей руку; мужчина ждал. В эту секунду Татьяна не смогла бы абсолютно точно определить, в каком направлении движутся ее мысли, – в сознании царил совершенный сумбур. Жара, царящая в комнате, действовала угнетающе, нестерпимо хотелось покинуть этот филиал адского пекла на земле, соображать становилось трудно, – мысли напоминали вязкий кисель, лениво перетекая из одной в другую.
Еще не приняв толком однозначного решения, девушка неуверенно протянула вперед, навстречу ладони родителя, руку. Все происходило как в замедленной съемке; пальцы Татьяны двигались уже даже не сквозь кисель, а как будто бы проталкивались через желе, и тем не менее, медленно, но неотвратимо продвигались вперед.
Краем сознания девушка отметила, что протягивает правую руку, ту самую, что украшена браслетом, посчитала это каким-то неясным предзнаменованием, и коснулась кончиками пальцев ладони отца…
Внезапный и громкий звук удара распахнувшейся двери о стену, заставил ее вздрогнуть, и, как будто выныривая из окружившего ее киселя, отдернуть руку. Пространство вокруг моментально наполнилось звуками; маленькая гостиная в свете пляшущих языков каминного пламени, казалось, засияла новыми красками.
Альберт неспешно, по очереди загибая пальцы, сжал протянутую руку в кулак и, подержав ее на протяжении нескольких мгновений в воздухе, медленно опустил. Девушка, пока еще глядящая лишь на него, заметила, как в темных глазах мага молнией скользнул яростный огонек.
– Если бы мгновением позже… – с откровенным сожалением прошептал он, и Татьяне вдруг показалось, что шепот этот больше напоминает шипение.
Жаркое очарование, обжигающая иллюзия стремительно таяла, сдуваемая прохладным ветерком из распахнутой двери, наваждение исчезало, и девушка, стремительно приходящая в себя, наконец обернулась, взирая на предмет недовольства Альберта.
В проеме распахнутой двери, застыв гневным изваянием древнего божества, стоял, скрестив руки на груди, Эрик, сверля мага тяжелым взглядом. За левым его плечом виднелась знакомая до радостной боли в сердце шевелюра Романа; справа привалился плечом к косяку находящийся явно не в самом здоровом состоянии Винсент. За их спинами маячило бледное в полумраке коридора лицо Ричарда; под ногами у столь неожиданно и своевременно появившихся спасителей вилась тенью черная пантера.
Татьяна не сдержала вздоха облегчения. Сейчас, видя дорогих ее сердцу людей (пусть они и не были людьми в абсолютном смысле слова) живыми и здоровыми, она ощутила, как воспоминания о ледяном наваждении окончательно покидают ее, почувствовала странную, но до безумия приятную свободу и уже хотела, было, шагнуть вперед, дабы броситься безо всяких сомнений на шею Эрику… Но успела лишь занести ногу.
Запястье ее правой руки, уже опущенной, со съехавшим к основанию ладони браслетом, вдруг сжали повыше украшения, словно тисками, сильные, горячие пальцы.
– Ты уже дала свое согласие! – коснулся ее слуха мягкий, однако с явственно угадывающимися в нем нотками холодного раздражения, едва ли не бешенства, голос мага, и девушка, ощутив сильный рывок, вынужденно обернулась лицом к нему.
Эрик тяжело шагнул вперед. Дала Татьяна согласие или же нет, да и на что, собственно, должно было быть дано это согласие, – эти мелочи молодого графа не волновали абсолютнейшим образом. Он видел лишь, что девушку, весьма и весьма близкую и дорогую ему девушку, откровенно обижают у него на глазах, и позволять этого намерен не был. Голос его, кажущийся даже холоднее, чем обычно, рассыпался по маленькому помещению мириадами снежинок, даже, кажется, слегка снижая температуру в нем.
– Пусти ее.
Альберт, не обращающий ни малейшего внимания на жалкие попытки дочери высвободить руку, чуть склонил голову набок, взирая на блондина с живым интересом энтомолога, наблюдающего какое-то чрезвычайно любопытное насекомое. Губы его растянула не самая приятная, насмешливая ухмылка; бровь приподнялась.