Проклятый дар

Внутри горел свет, но не было видно ничего кроме стены. Калев напрягся. Он не осознавал, что старался дышать, как можно тише. Напряжение росло с каждой секундой, пока он всматривался в пустоту. Внезапно в окошке появились серые глаза. Калев немедленно отпрянул и исчез из виду Нины. Он не собирался попадать под чары этого смертоносного взгляда. Довольно! Нина исчерпала лимит его доверия!

«Как она?» – прозвучал знакомый шепот.

Калев сглотнул.

– Я просил тебя говорить со мной языком, а не мыслями! – процедил доктор сквозь зубы.

Нина смотрела в окошко и видела лишь противоположную голую кирпичную стену без облицовки. Калев стоял возле двери, но сбоку от окна. Как же ей хотелось увидеть его! Как бы она не злилась на него, она скучала. Мысль о том, что он ненавидит ее, отчаянно скребла в груди.

Нина едва слышно откашлялась и повиновалась доктору.

– Как она? – спросил хриплый голос.

– Стабильно, – тут же ответил Калев.

Нина прижалась щекой к холодной железной двери. Она так хотела увидеть подробности этого скудного ответа, она пыталась проникнуть в его голову, но это давалось с огромным трудом. Нина была ослаблена воспитательным, а может, уже пожизненным заточением. А невозможность видеть доктора делала доступ в его голову еще сложнее. Она видела какие-то отрывки, но даже не понимала, к чему они. Возможно, сам Калев сопротивляется ей. В груди снова заскребло.

– Я знаю, что глупо просить тебя, – начал Калев, – но все же я прошу тебя быть честной. Это сделала ты?

Повисло молчание, и в эти бесконечно тянущиеся секунды Калев готов был поклясться, что осязает Нину в воздухе вокруг себя.

– Ты так страстно желал узнать как, что не задал другого вопроса – зачем мне это? – медленно прохрипел голос.

Калев выдохнул. А ведь она была права. Он даже не спросил себя, а зачем Нине это понадобилось? Его паранойя сыграла с ним шутку.

– Ян, она ведь не здесь…

Калев придвинулся к окошку, боясь ошибиться в том, что слышит.

– … не в этом мире, – звучал шепот из-за двери.

Калев сглотнул. Он прекрасно понимал Нину. Каким-то образом она чувствовала состояние Тори. Она знала.

– Ян, – голос Нины прозвучал также хрипло, но настойчиво, – ей нельзя там оставаться.

И снова Калев понимал, о чем она говорит. С каждым часом, проведенным в коме, Тори теряла время. Одна за другой клетки мозга постепенно и безвозвратно отмирали. Вместе с Тори теряли время и врачи. Они не могли ей помочь. Никто не знает, как вывести человека из комы. Но неужели Нина знает? Калев одернулся. Что за дурацкие мысли? А что если он прав? Нина обладает талантами, которые он до сих пор не знает и боится. А что если это был ее первоначальный план? Что если она уничтожила Тори, чтобы получить возможность выйти на свободу? Насколько она коварна? Насколько она опасна? Насколько она человечна? Но Калев знал, что как бы он ни опасался Нины, он не мог уйти, не получив ответ на свой вопрос, который уже раздразнил его ученую натуру: насколько она способна?

– Ты можешь ей помочь? – спросил доктор.

Повисла тишина. Калев нервничал, а мысль от того, что Нина чувствовала, что он нервничает, заставляла нервничать еще сильнее. Тишина продолжалась. Может, Нина рассчитывает следующие ходы своего подлого плана? А может, она просто не знает, способна ли она помочь? Калев был готов поклясться, что еще чуть-чуть и услышит в мрачной тишине стук сердца за железной дверью.

– Да…

Слово прозвучало так четко и так громко, словно раскатистый гром посреди ночи. Калев едва слышно вздохнул.

– Я приду ночью, – сказал он и, как можно скорее, покинул мрачный подвал.

Калев даже не взглянул на санитара и молнией поднялся по лестнице. Оказавшись в светлом коридоре первого этажа, он облокотился на стену и, наконец, дал волю страху вырваться на свободу. Сердце бешено колотилось, прохладный воздух пробежал по спине, заставив, наконец, обратить внимание на вспотевшую спину, уши горели огнем, а Калев испытывал наслаждение от привычного запаха лекарств повсюду.

Наконец, когда он успокоился, тут же вернулся рассудок ученого. Что ты делаешь? Какая еще помощь? От нее? Ты спятил? Калев двигался вдоль больничных коридоров. Взгляд был отсутствующим, он не замечал никого и ничего, лишь свое смятение. Он может совершить роковую ошибку, выпустив Нину на свободу. Но с другой стороны, возможно, она, действительно, сможет вернуть Тори. Да и сколько он будет держать Нину в изоляторе? Он уже нарушает все возможные человеческие права, заперев ее там. Если кто узнает, что он использует настолько устаревший (ах, если бы) метод в лечении больного, его бы уже отдали под суд. Да, она нарушила те же самые человеческие права еще больше, отняв жизнь у людей, но это было ее решение, ее совесть. А даст ли его совесть ему спокойно жить дальше, зная, что в сыром подвале находится пациент?

Калев не заметил, как оказался у дверей своего кабинета. Он закрыл дверь на ключ изнутри, тяжело плюхнулся на диван, и так и остался сидеть на нем, пока старинные антикварные часы не пробили девять вечера.