Проклятые башни

Внезапно Изабо услышала яростные крики. Лежа лицом в снегу, почти парализованная ужасом, она умудрилась поднять голову и через прутья своей тюрьмы увидела длинную цепочку горящих факелов, стремительно летящую вниз сквозь тьму. Ее затопило облегчение. С трудом вытащив из-за пояса кинжал, она всадила его в накрывшую ее жесткую чешуйчатую ладонь. Хотя это должно было оказать на него не большее воздействие, чем укус мошки, огр взвыл и на миг отдернул руку, так что ей удалось выбраться из-под когтей и юркнуть в тень засыпанного снегом куста. Он принюхался, разыскивая, но учуял факелы и поднял голову. Увидев светящуюся цепочку, он громко заревел и вскочил, потрясая кулаками. В ответ раздались крики и улюлюканье, а потом из темноты со свистом вынеслись высокие темные фигуры, из-под салазок которых летела в разные стороны снежная пыль. Послышался визг запущенного рейла , и огр завыл и бешено замолотил кулаками. Какое-то время он сопротивлялся, но Шрамолицых Воинов было слишком много, и он, в последний раз вызывающе закричав, побрел куда-то в темноту.

— Хан?

— Я здесь, — отозвалась Изабо, выползая из-под куста и стряхивая снег. — Как я рада всех вас видеть!

Шрамолицые Воины ничего не ответили, только отстегнули от ног свои салазки и начали подниматься обратно в снежную тьму. Лишь один остался дожидаться, пока она отыщет свои салазки, и Изабо остро чувствовала его холодное неодобрение, хотя он не сказал ни слова.

— Простите, учитель, — сказала она нерешительно.

— Дура! — рявкнул он и сделал ей знак следовать за ним.

Усталая и пристыженная, Изабо повиновалась, упав духом при одной мысли о долгом и трудном подъеме на гору.

Они вышли из рощицы, и увидели горящие факелы, воткнутые в снег у подножия высокого и крутого склона. Там стояло несколько длинных саней, запряженных косматыми белыми ульцами . В одних санях, выпрямившись, сидела Зажигающая Пламя, закутанная в плащ из снежного льва, и его оскаленная морда обрамляла бледное властное лицо.

Изабо упала на колени, склонив голову и скрестив руки на груди. Несмотря на раскаяние и страх, она почувствовала острый укол счастья. Зажигающая Пламя покинула теплую и безопасную Гавань, чтобы отправиться на ее поиски. Прабабка Изабо была такой холодной и отчужденной, и молодая ведьма решила, что ничего не значит для старой женщины. Но Зажигающая Пламя, как видно, питала к ней какие-то чувства, если решилась отправиться в горы в такую морозную ночь.

— Дура! — сказала старая женщина тем же резким тоном, что и Шрамолицый Воин, потом подняла руку, сделав правнучке знак встать. Когда Изабо повиновалась, приказала отрывисто: — Иди сюда, глупое дитя.

Изабо ступила на сани, и Зажигающая Пламя крепко обняла ее, потом усадила и закутала в меха.

— Неужели в твоей огненной голове не больше мыслей, чем у пустоголового ульца? — спросила она сердито и махнула рукой, приказывая Шрамолицым Воинам двигаться в путь. Сани развернулись, и ульцы начали долгий и медленный подъем по крутому склону. У них были плоские раздвоенные копыта, и они довольно проворно тащили сани вверх. Изабо свернулась калачиком под теплыми мехами, прижавшись щекой к худой руке Зажигающей Пламя, и ей было хорошо.

Она и сама не заметила, как уснула, и проснулась от того, что ее трясли, а сани уже добрались до вершины. Шрамолицые Воины сделали ей знак вылезать, и она, протирая глаза, поняла, что находится рядом с Гаванью. Все еще сонная, она побрела по тропинке и, войдя в пещеру, увидела Мать Мудрости, с закрытыми глазами сидящую у костра в дальнем конце пещеры. Зажигающая Пламя сделала короткий жест, отпуская Изабо, и та поползла на свой ворох мехов, стараясь не задеть Мать Мудрости. Когда она закрыла глаза и уже почти заснула, до нее донесся шепот Матери Мудрости:

— Разве я не говорила тебе, чтобы ты никогда не доверяла драконам?

Разумеется, за свою неосмотрительность Изабо была наказана, и ее учитель был с ней очень строг и резок, когда она в следующий раз пришла к нему на урок адайе . Позже она узнала, что его тоже наказали за ее глупость, поскольку как учитель он должен был накрепко внушить ей, что никогда нельзя уезжать на салазках так далеко, откуда нельзя засветло возвратиться в Гавань. На самом деле он не раз говорил это и предупреждал об опасностях, подстерегавших ее в долинах, поэтому Изабо отчаянно ругала себя за то, что не прислушивалась к его словам. Она с необычайным усердием отрабатывала все тридцать три стойки адайе и изучала науку о снеге, и была очень рада, когда его суровость начала наконец смягчаться. Она обнаружила, что, несмотря на обычную хмурость и отсутствие чувства юмора, Хан’кобаны все же способны на глубокую привязанность и любовь, и утрата расположения своего учителя очень расстроила ее.