Мальчик не успел спасти Мак-Танаха, который погиб при переправе через Риллстер. Гибель этого грубоватого добродушного весельчака тяжелым камнем легла всем на сердце, ибо Мак-Танах за последние два года проявил себя одним из самых надежных и верных сторонников Лахлана. Среди павших оказались также Гамиш Горячий и Гамиш Холодный, погибшие при защите караулки Риссмадилла, и Катмор Шустрый, которому стрела попала прямо в горло в последние, самые яростные минуты битвы. Потеря трех самых верных офицеров сразила Лахлана, и он оплакивал их вместе с остальными Синими Стражами, когда погибших положили в главном зале с палашами на груди, завернув в их пледы.
— Еще мертвые для Мавзолея Воронов, — сказал он печально. — Да, сегодня Гэррод наелась досыта.
Хотя в ту ночь вся армия пировала, доедая оставшийся у них скудный провиант, Ри впал в черную меланхолию, и его лицо посерело от усталости и горя. Изолт молча сидела с ним, в ее голубых глазах плескалась печаль. Время от времени она подливала ему виски, а один раз сказала с совершенно не свойственной ей мягкостью:
— Цель сражения — убийство, а за победу приходится платить кровью. Это война.
Он оттолкнул свой стакан.
— Ты этим хочешь меня утешить? Прокляни Эйя дурацкие поговорки твоих Шрамолицых Воинов.
Она пожала плечами.
— Кто сказал, что я пыталась дать тебе утешение? Какое утешение может быть в потере друзей и товарищей? Я просто говорю тебе, что такое война. Ты всегда считал, что это как песни циркачей, игра в рыцарство и тактику, что-то вроде шахмат, в которые ты играешь с Финли. А это вовсе не так. Цель битвы — убийство, а за победу приходится платить кровью.
Лахлан ничего не сказал, и она поднялась и двинулась к выходу, но он поймал жену за руку и притянул к себе, уткнувшись лицом ей в колени. Он тяжко вздохнул, еле сдерживая рыдание, как ребенок, и Изолт погладила его по непокорным черным волосам.
— Пойдем в постель,
МАТЬ МУДРОСТИ
Легко и стремительно, словно птица, Изабо скользила по заснеженному горному склону. Слегка качнув туловищем, она сменила направление, описав дугу, чтобы слететь с холмика, перекувырнулась в воздухе и грациозно приземлилась, вихрем взметнув из-под ног снежное крошево.
Склон стал более крутым, и она заскользила быстрее, пока холодный ветер не начал царапать ее лицо огненной щеткой. По щекам потекли слезы, и она потерла глаза рукой в белой перчатке, чтобы лучше видеть. Ее салазки вылетели на ледяную полосу, и ее понесло с головокружительной скоростью, закружило, и она чуть не упала, но удержалась и полетела дальше еще скорее. Изабо завопила от возбуждения и снова свернула, чтобы спрыгнуть с еще одного круглого снежного сугроба. Синее небо завертелось под ногами, заснеженные горы на миг расплылись, кровь хлынула в голову, но она уже снова приняла нормальное положение, и ее салазки с хрустом приземлились. Ноги разъехались, секунду она бешено вращала руками, точно ветряная мельница, пытаясь не опрокинуться на спину, но восстановила равновесие, и снег снова зашуршал под деревом ее салазок.
— Ух! — воскликнула Изабо. — Чуть не грохнулась!
Описав широкую дугу, она остановилась в рощице, вытерла перчаткой нос и попыталась отдышаться. Щеки горели огнем, и она чувствовала себя невероятно, потрясающе живой.
Над ее головой острые пики гор пронзали ясное и ослепительно яркое небо, а гладкие белые склоны уходили вниз, насколько хватало глаз, и эту белизну лишь кое-где нарушали рощицы темных деревьев. Снег был прочерчен стремительным и хаотическим следом ее спуска, и Изабо слегка нахмурилась, зная, что шрамолицый учитель весьма хлестко прокомментировал бы ее технику. Она с тоской взглянула на крутой белый склон, уходящий вниз, потом на солнце, которое уже начало медленно клониться за горы. Путь до Гавани был неблизким, и чтобы добраться туда засветло, возвращаться надо было уже сейчас.
Изабо неохотно наклонилась, чтобы развязать ремешки салазок. Краешком глаза она заметила какую-то золотую вспышку и вскинула голову. Сердце у нее заколотилось от волнения и радости.
Над горами парил дракон, и на его сверкающих чешуях вспыхивало солнце. Когтистые крылья были широко распростерты, тонкие, словно пергамент, длинный извилистый хвост слегка покачивался. Изабо подняла руку и позвала: