Проклятые

Однажды, клянусь, совершенно случайно, я не какая-то мисс Блудлива Макшлюхен, я нажала Ctrl+Alt+T и подсмотрела, как голый Горан моется в душе. Я не подглядывала специально, но мне все равно было видно, что у него уже есть волосы… там, внизу. Чтобы вы поняли, почему меня так влечет к Горану с его соблазнительными губами и холодными глазами, вам надо знать, что моя первая детская фотография появилась на обложке журнала «Пипл». Я никогда не сумела бы выступить убедительным зеркалом родительского успеха, потому что всякая роскошь была для меня как нечто само собой разумеющееся. С самого моего рождения мир относился ко мне с трепетным благоговением. В лучшем случае я была для родителей памятным сувениром из минувшей молодости, вроде тех же наркотиков или музыки гранж. Другое дело – приемные дети, они вроде как подтверждают, что мои мама с папой немало трудились и добились существенных результатов. Вытащишь грязный изголодавшийся скелетик из какой-нибудь эфиопской дыры, посадишь в салон реактивного самолета, угостишь отборным сыром хаварти из молока от коров на свободном выпасе, запеченным в безглютеновых цельнозерновых тарталетках, и уж этот ребенок наверняка удосужится сказать тебе «спасибо». Этот ребенок, чья ожидаемая продолжительность жизни стремилась к нулю – над ним уже кружили стервятники, истекая слюной, – наверняка будет в полном восторге от дурацкого детского праздника в Ист-Хэмптоне с приглашенной Барбарой Стрейзанд.

Хотя что я знаю? Я уже мертвая. Мертвая избалованная соплячка. Как говорится, если ты такой умный, так чего же такой мертвый? Но, если вам все-таки интересно узнать мое мнение, мне кажется, что люди, как правило, заводят детей, когда угасает их собственный энтузиазм к жизни. Ребенок вновь пробуждает былой восторг, который мы когда-то испытывали в отношении… всего на свете. А еще через поколение наш энтузиазм подогревается внуками. Продолжение рода – нечто вроде ревакцинации вкуса к жизни. У моих же родителей сначала появилась пресыщенная и капризная я, потом – целая вереница сопливых приемышей, и наконец – скучающий, угрюмый Горан. Наглядная иллюстрация закона убывающей отдачи.

Как сказал бы мой папа: «Каждый зритель получает то представление, которого он ожидал». Что означает: если бы я больше ценила родителей и была благодарным ребенком, то, возможно, они представлялись бы лучшими родителями. В более широком смысле: если бы я проявляла чуть больше признательности за драгоценное чудо подаренной мне жизни, то и сама жизнь показалась бы намного лучше.

Наверное, именно поэтому бедняки благодарят мироздание за свою гадкую солянку с тунцом ДО ТОГО, как садятся за стол.

Если мертвые преследуют живых, то самих мертвых преследуют их собственные ошибки. Может, если бы я не была такой язвой, мои родители не пытались бы удовлетворить свои эмоциональные потребности, собирая коллекцию из обездоленных, неимущих детишек.

Когда водитель подъезжает к отелю, и швейцар подходит к машине, чтобы открыть нам дверь, я нажимаю Ctrl+Alt+B, проверяя шкаф в Барселоне, и вижу свою пропавшую розовую блузку. Я сразу же шлю сообщение горничной-сомалийке, прошу отправить мне блузку экспресс-почтой, чтобы я успела получить ее к романтическому рандеву с Гораном. Я даже хочу написать ей «спасибо», но не знаю, как это будет на ее языке.

Да, я знаю слово «рандеву». Знаю много умных слов, особенно для мертвой тринадцатилетней толстухи. Хотя, наверное, не так много, как кажется мне самой.

Мама вскрывает очередной позолоченный конверт и произносит:

– Итак, победителем становится…

XIV

Ты здесь, Сатана? Это я, Мэдисон. Знаю, ты думаешь, что я просто богатенькая избалованная девчонка, которой не пришлось работать ни дня в ее жизни. В свое оправдание могу с гордостью сообщить, что недавно устроилась на постоянную работу. Настоящую работу при полной занятости. Теперь буду трудиться как проклятая – прошу прощения за плохой каламбур. Дальше пойдут всякие бессвязные отрывки, так что будем считать мой рассказ импрессионистской нарезкой. Один день из жизни в загробном мире.