Проклятые

Если честно, Горан и есть наиболее вероятная причина, по которой нас с ним не берут на вручение «Оскара». Очень уж велика вероятность, что, когда камеры нас выхватят крупным планом, сидящих в зале детей четы Спенсер, Горан будет зевать, ковыряться в носу или храпеть, развалившись в красном бархатном кресле, и с его полных чувственных губ будет стекать тонкая струйка слюны. Теперь уже ничего не изменишь, как говорится, сделанного не воротишь, но кто бы ни занимался проверкой потенциальных кандидатов на усыновление, за Горана их наверняка уволили. Мои родители финансируют благотворительный фонд, на который работает около миллиарда пиарщиков, выпускающих бесконечные пресс-релизы о щедрости моего папы. Да, родители могут пожертвовать тысячу долларов на строительство школы из шлакоблока где-нибудь в Пакистане, а потом грохнуть полмиллиона на съемку документального фильма об этой школе, пресс-конференции и пикники с выездом на природу для представителей СМИ, чтобы весь мир восхитился их филантропическими достижениями. С первой же фотосессии Горан обманул все надежды. Он не плакал от счастья перед объективами камер и называл своих новых опекунов не иначе как «мистер и миссис Спенсер», без всякого умиления.

Мы все видели телерекламу, где кошка или собака зарывается носом в миску с сухим кормом, потому что он якобы очень вкусный, но на самом-то деле несчастное животное долго морили голодом перед съемкой. По тому же принципу Горан должен был гордо расхаживать в своих новых шмотках от Ральфа Лорена, или Кельвина Кляйна, или кого там сейчас рекламируют мои родители. Горан был должен с аппетитом вкушать дорогущие деликатесы из мяса животных бесклеточного содержания и соевого творога, запивая их спонсорским спортивным напитком, причем бутылку надо было держать так, чтобы все видели этикетку. Да, это тяжелый труд для сироты, искалеченного войной, но я помню четырехлетних детишек из Непала, Гаити и Бангладеш, которых усыновляли-удочеряли мои родители. Эти детишки очень даже неплохо справлялись, демонстрируя миру и щедрость моих родителей, и одежду из детского «Гэпа», и приготовленный на пару́ инжир с начинкой из потрохов безболезненно умерщвленных животных под соусом айоли с тмином, и не забывая периодически упоминать о новом мамином фильме, выходящем в прокат.

Однажды у меня была сестренка минут на пять – мои родители спасли ее из какого-то борделя в Калькутте, – но как только рядом включалась камера, эта малышка обнимала свои новые кроссовки «Найк» и кукол Барби и заливалась такими реалистичными, фотогеничными слезами радости, что по сравнению с ней даже Джулия Робертс смотрелась халтурщицей.

Горан же отпивает витаминизированный энергетический напиток со вкусом кукурузного сиропа и морщится, как от боли. Он не желает играть в эти игры. Горан лишь хмуро глядит на меня исподлобья, как, впрочем, и на всех остальных. Под его ненавидящим мрачным взглядом я чувствую себя, как Джейн Эйр, на которую смотрит мистер Рочестер. Я – Ребекка де Уинтер под надменным изучающим взглядом ее нового мужа Максима. Всю жизнь меня баловала и обхаживала прислуга, сотрудники родительских фондов и многочисленные подхалимы из СМИ, так что злобное презрение Горана кажется мне совершенно неотразимым.

Другая причина, по которой мы не пойдем на церемонию вручения «Оскара», заключается в том, что я толстая. Жирная, как откормленная свиноматка. Моя мама никогда не признается в этом на публике, разве что в интервью для «Вэнити фэйр».

Пока нас с мамой везут в отель, Горан остается на взлетной полосе, где мой папа лезет из кожи вон, чтобы объяснить ему, в чем прикол, типа это забавно и даже сюрреалистично, когда интерьер самолета космической эры стоимостью в несколько миллионов долларов оформляют под плетеную юрту пещерных людей из каменного века. Папа наверняка будет долго и нудно бубнить о мультивалентности, предполагающей, что наша суррогатная глинобитная хижина покажется остроумной и ироничной хорошо образованным интеллектуалам, некогда юным поклонникам маминых фильмов, – в чем-то трогательной и экологически прогрессивной.

Да, может быть, я мечтательная малолетка, но знаю, что такое «мультивалентность». Вроде как знаю. В общих чертах.

Нажав на ноутбуке Ctrl+Alt+J, я шпионю за тем, что происходит в салоне нашего самолета. Папа пытается рассказать Горану о Маршалле Маклюэне, а Горан просто глядит в камеру видеонаблюдения, хмурится с экрана компьютера прямо на меня.