Проклятое призвание

И вдруг я подумало, меня осенило: да у них же как будто не кончилось, не кончилось, хотя они уже много лет не видятся. У них так, как у нас с Виком, что-то продолжается, несмотря на все громкие заявления и пафосные декларации. Только продолжается уже не физически, а в их головах.

Зачем так жить, о боже, зачем, ведь пока ты не выкинул из головы, не выгнал из сердца другого человека, у тебя не будет ничего нормального нового, не может быть…

Зачем же искать вчерашний снег, зачем жить прошлым, зачем вновь и вновь возвращаться к прожитому, к тому, что осталось позади. Разве это не безумие, разве не издевательство над самим собой? Но сколько людей так живет, совершая одну и ту же ошибку – пытаясь вернуться туда, куда уже нет возврата. Потому что нельзя войти в одну и ту же реку. И мы не можем стать теми, что вчера.

И только наша память вновь и вновь обманывает нас, заставляя, как ослика за морковкой, бежать за прошлым в тщетных поисках вчерашнего счастья.

Что бы ни случилось я буду тебя жалеть,

Мой жилет впитывает твои слёзы уже столько лет.

И не перестану тайно тобой болеть,

Продолжая этот бесконечный балет.

«Та сторона»

9. КОТЫ И КАСТАНЕДА

День был тяжелым, конечно, не настолько тяжелым, как вчерашний, но я все же устала и уже точно не собиралась никуда идти. Тем не менее сообщение в телеграме заставило меня изменить свои планы.

Писал Митька, давний товарищ по академии, самый классный из установщиков систем вентиляции и кондиционирования и самый клевый из современных писателей, которых я знала. Справедливости ради, ни среди тех, ни среди других знакомых у меня больше не было, Митька Шпиленок был единственным в своем роде.

«Нета, смотрел новости, выставка просто супер! Заходи ко мне, отметим. С меня пиво и сухарики».

Я тупо перечитала месседж несколько раз, пытаясь вникнуть в то, что скрывается за сухими словами послания. На часах было уже девять, и самым разумным было бы бахнуть чайку и пойти спать.

Однако когда это Нета Нежданова поступала разумно? Если такое и случалось, то за давностью лет никто и не вспомнит.

И плюнув на заслуженный отдых, я снова надела пальто. Хорошо еще, юбку и колготки снять не успела.

Художником Митька был, скажем так, посредственным. На третьем курсе он вообще оставил учебу и пошел работать (кажется, пытался с пацанами чинить бытовую технику и мобильные телефоны, я точно не помнила). А вот книжки писать не бросил. У него было имя в современном сетевом самиздате – Митька творил длинные психоделические детективные романы. Психоделические – потому что, несмотря на то, что дело происходило вроде бы в российской глубинке, вели себя его персонажи, как индейцы из романов Карлоса Кастанеды. Упражнялись в глубоких философских дискуссиях за банкой пива, рассуждали о жизни и смерти, добре и зле, пути, избранничестве, сущности мужского и женского и прочих важных вещах. Порой его герои выходили за пределы сознания – пиво помогало в этом не хуже кактусов. И, в общем, делалось ясно, что не столь и важно, кто убийца. Интрига в митькиных псевдодетективах была больше идеологической.

Литературное творчество Митьки было, скажем так, специфическим продуктом, но в современном мире практически на всякий товар найдется покупатель. Так что и у моего товарища были свои постоянные читатели, с нетерпением ожидавшие новой «проды». Они оставляли длинные комментарии под митькиными текстами, в деталях анализируя результаты пивных посиделок его персонажей.

Внешне Митька представлял из себя высокого (не меньше ста восьмидесяти пяти сантиметров), светлорусого добряка с небольшим, но все же ясно очерчивающимся брюшком под рубашкой. В чертах его лица было что-то прибалтийское. Благодаря росту и какой-то природной харизматичной импозантности Митька был бы весьма привлекателен для женщин, во всяком случае какой-то, творческо-интеллигентной их части… если бы не лень и неуверенность в себе.

Периодически я пыталась поднять его самооценку, уговаривая завести отношения, для начала хотя бы зарегистрироваться на каком-нибудь сайте знакомств, но безуспешно. Те же романтические истории с его участием, о которых мне было известно, остались во временах едва ли не студенческих.

Жил Митька недалеко, до его дома можно было добраться пешком минут за двадцать. Что я и сделала.

Квартира моего товарища – на первом этаже старого двухэтажного дома, выкрашенного краской песочного цвета. Доставшаяся от бабушки однушка, которую Митька делит с двумя котами. Мебель тоже бабушкина, советская, на стене ковер с геометрическим рисунком, у стены – печка, пригодная к использованию. Во дворе дома сохранились дровяники. В мае и сентябре, когда еще не работает центральное отопление (оно в этом доме тоже было), жители с удовольствием топят печки – известно ведь, как сыро и неприятно в это время в наших краях.