Проклятие Шалиона

Он отгонял от себя эти глупости, но они вновь овладевали им, наряду с прочими, и особенно – во время занятий плаванием. Но он твердо решил: дурака он из себя делать не станет. То, что с ним происходит и что так его смущает, есть наверняка результат того, что он восстановил свою природную силу. Но что толку? Он гол как сокол, как и в те времена, когда служил пажом – ни земли, ни денег. К тому же поводов на что-то надеяться у него еще меньше, чем тогда. Это безумие – поддаваться голосу природы и любви. И тем не менее… Кстати, отец Бетрис находится точно в таком же положении, что и Кэсерил, – происхождение у него хорошее, но земли нет. Человек он, что называется, служащий. И вряд ли он стал бы презирать Кэсерила, плавающего в такой же, как и он, лодке.

Да, ди Феррей был слишком мудр, чтобы презирать Кэсерила. Но он также понимал, что красота его дочери и ее отношения с принцессой представляют собой капитал, который может в качестве жены принести ей нечто более достойное, чем нищий Кэсерил или те сыновья бедной местной знати, которые служат в замке пажами. Да и сама Бетрис считала этих малолеток досадливыми щенками – не больше! Но у этих юношей есть наверняка старшие братья, наследники пусть и небольших, но состояний.

Сегодня он погрузился в воду по подбородок и притворился, будто не смотрит сквозь полуопущенные ресницы на Бетрис, забравшуюся на камень, и не видит ее мокрой, почти прозрачной рубашки, с которой стекает вода, ее черных волос, струящихся по изгибам плеч и груди. Она протянула руки к солнцу, после чего бросилась в воду, обдав снопом брызг Изелль; та же с веселым криком метнулась в сторону и ударила по воде ладонями, стараясь отплатить Бетрис той же монетой.

Дни между тем становились короче, ночи прохладнее, как и вечера. Приближался праздник явления Осени. Из-за перемены погоды всю прошлую неделю купаться было нельзя, и только пара дней была достаточно теплой для обычной поездки на реку. Зато теперь можно будет вволю галопировать на лошадях и охотиться. Вскоре купанья вообще прекратятся, и Кэсерил вернется в обычное состояние духа, как блудный пес в свою конуру. Только вот вернется ли?

День клонился к закату. Вечер обещал быть прохладным, и купальщики решили, обсохнув на каменистом берегу, отправиться домой. Кэсерил был настолько погружен в свои переживания, что даже не настаивал, чтобы его подопечные, ради упражнения, говорили на рокнарийском или дартаканском. Наконец, он натянул свои тяжелые штаны для верховой езды и башмаки – отличные новые башмаки, подарок провинкары, – после чего нацепил меч. Подтянув на лошадях подпруги и сняв с них путы, он помог дамам подняться в седло, после чего маленькая кавалькада, постоянно оглядываясь на красоты речной долины, отправилась вверх по холму, к замку.

Повинуясь вдруг нахлынувшему на него бесшабашному чувству, Кэсерил приблизился к Бетрис, и их лошади пошли рядом, в ногу. Девушка взглянула на него, и легкая улыбка обнажила ямочку на ее щеке. Почему он не заговорил? Из трусости или от отсутствия сообразительности? И от того, и от другого, решил он. Они с Бетрис ежедневно служат Изелль. Если он нарушит сложившиеся между ними отношения каким-нибудь необдуманным признанием и будет отвергнут, удастся ли им восстановить ту легкость, с которой они нынче общаются, исполняя свои обязанности по отношению к принцессе? И все-таки он должен ей кое-что сказать. И скажет!

Но в этот момент, завидев ворота замка, лошадь Бетрис пошла рысью, и момент был потерян.

Как только копыта их лошадей застучали по тесаному камню, покрывавшему двор замка, из боковой двери выбежал Тейдес и закричал:

– Изелль! Изелль!

Рука Кэсерила автоматически скользнула к рукоятке меча – туника и панталоны мальчика были забрызганы кровью; но позади принца семенил запыленный, мрачный ди Санда, и Кэсерил успокоился: кровь на одеждах Тейдеса появилась, вероятно, когда он тренировался на скотобойне в искусстве владения мечом. Да и в криках принца звучал не ужас, а скорее восторг. Лицо же его светилось от неподдельной радости.

– Изелль! Случилось нечто чудесное! Догадайся, что.

– Да как же я догадаюсь? – смеясь, отозвалась принцесса.

Тейдес нетерпеливо отмахнулся, терпеть он больше не мог.

– Только что приехал курьер от короля Орико. Мы с тобой приглашены этой осенью прибыть ко двору в Кардегоссе. А мама и бабушка – нет! Ура! Наконец-то мы сбежим из Валенды!

– Мы едем в Зангру! – воскликнула Изелль, и, соскользнув с седла, подбежала к брату. Схватив его за руки, она закружилась с ним в веселом хороводе. Склонившись на луку седла, Бетрис наблюдала за ними – в глазах ее светилась радость.

Гувернантка Изелль поджала губы – новость, которую сообщил принц, понравилась ей гораздо меньше. Наставник принца разделял ее чувства: он нахмурился, а его рот скривился в мрачно-скептической улыбке.

Кэсерил почувствовал, как вдруг пусто стало в его груди. Итак, принцессу призывают ко двору. Следовательно, в Кардегосс отправится и ее маленькая свита. Включая леди Бетрис.

И ее секретаря.

7