Проклятие Персефоны

На следующий день я побежала к Уиллу и, громко постучав в дверь, смиренно ждала на пороге. Никто не открывал. Занесла кулак для повторного стука, но дверь отворилась, и я увидела мать Уилла, хотела войти в дом, но внезапно остановилась. Глаза женщины опухли от слез, волосы цвета спелой ежевики отливали на солнце красивым блеском. Карие миндалевидные глаза, заостренный нос и пухлые губы – эта женщина могла выйти замуж за любого, но после смерти мужа она целиком и полностью посвятила себя любимому сыну – приемному мальчишке, который сумел склеить ее разбившуюся вдребезги жизнь.

Испуганно моргнув, я сглотнула ком в горле и тихо произнесла:

– Что случилось, миссис Грей? – Не в силах больше сдерживаться, крепко ухватилась за руку женщины, которая уже содрогалась от горестных рыданий.

Неужели с Уиллом что-то случилось?!

– Он… мой сын… он… – Слезы душили женщину, не позволяя ответить. Она крепко сжала мою руку и, глубоко вздохнув, протянула маленький листок, на котором было написано прощальное послание.

«Ты должна меня понять. Не как мать, как женщина, как человек, когда-то любивший. Ты еще услышишь обо мне. Я обязательно к тебе вернусь, только дождись меня. Я люблю тебя. Я люблю свою Эмилию. Все, что я делал и делаю, – лишь для того, чтобы она полюбила меня, стала моей. Она сказала, что есть место, где Эмилия сможет меня полюбить. Мне нужно лишь найти его. Моих чувств хватит на двоих. Не лишай меня последней надежды, останавливая и разрушая все своей любовью, которую я никогда не заслужу».

Перечитав эти строки несколько раз, я, сама того не замечая, вцепилась ногтями в бумагу, желая разорвать эту последнюю весточку. Злилась не на него, а на себя, такую наивную и глупую, доверившуюся человеку, одержимому изысканно сотканной ложью, название которой – любовь.

В порыве гнева я надорвала край листа, когда услышала рядом дикий вскрик:

– НЕТ!

Мать Уилла вырвала прощальное письмо и, прижав дрожащими руками белый клочок к груди, мотнула головой:

– Уходи. И больше никогда не появляйся.

Я сделала неуверенный шаг назад, все еще ошарашенная колкими несправедливыми словами женщины. Дверь резко захлопнулась перед моим лицом, обдав порывом ветра, и у меня в груди в этот момент что-то щелкнуло. Я неслась через лес обратно домой, выпуская сирену на волю. Когда она вспарывала кроны деревьев заостренными когтями, я мысленно представляла, что это моя боль, жгучая, невыносимая, горькая, от которой нужно навсегда избавиться.