Проклятие

Когда с работой было покончено, Каспар поспешил к темному, уединенному изгибу городской стены. В высоту она достигала восьми шагов, но с внутренней стороны выступало достаточно камней, чтобы забраться ловкому человеку. Он с быстротой молнии вскарабкался наверх, сделал глубокий вдох и спрыгнул в ров, полный мутной, холодной воды. В несколько гребков переплыл на другую сторону. Лишь несколько вспугнутых уток стали свидетелями его бегства.

Его дожидалась лошадь, привязанная в перелеске за полями. Когда Каспар добрался до нее, решение его окрепло. Он сообщит нанимателю, что дело зашло в тупик. Почти четыре месяца он со своими людьми потратил на поиски, опросил десятки людей, перерыл все архивы отсюда до Шпейера. И даже если наместник решил вдруг спасти свою жалкую жизнь мнимыми сведениями, Каспар был уверен, что Гесслер блефовал – ради денег. А знахарка – всего лишь суеверная женщина и пошла на смерть из страха перед дьяволом.

Каспар вдохнул прелый лесной воздух и в последний раз оглянулся на Анвайлер. Они гнались за пустой надеждой, далеким воспоминанием. Того человека давно не существовало. Пускай другой ищет себе дальше до посинения, а Каспар умывает руки.

Я и так слишком много времени потратил в этих глухих лесах.

Каспар прикрикнул на лошадь, ударил шпорами и понесся на восток, к холмам Васгау, за которыми нес свои воды Рейн.

Ему предстоял долгий путь домой.

Глава 13

Трифельс,

5 июня 1524 года от Рождества Христова, ночь

Агнес в нерешительности стояла перед комнатой раненого отца и силилась войти. Ее по-прежнему пробирала легкая дрожь при мысли о том, что монах сказал ей касательно болезни Эрфенштайна.

Все эти симптомы проявляются лишь при отравлении аконитом…

Неужели граф Шарфенек действительно отравил ее отца? Но зачем?

С вечера Агнес уже дважды заходила в комнату наместника, расположенную прямо под крышей главной башни, но всякий раз заставала отца погруженным в глубокий сон. Восковое лицо его блестело от пота, дыхание был хриплым и прерывистым. Сейчас стояла глубокая ночь.

С жутким предчувствием Агнес прислушалась сквозь тяжелую дубовую дверь и с облегчением различила натужный хрип. Значит, отец еще жил. Она постучалась и, не дожидаясь ответа, вошла в комнату.

Некогда гордый наместник, Филипп Свирепый фон Эрфенштайн трясся под кучей одеял и медвежьих шкур, под которыми его и видно-то не было. Наружу выглядывало только бородатое лицо, совсем уж крошечное. Волосы налипли на лоб, глаза метались из стороны в сторону, точно у загнанного зверя. Только разглядев Агнес, Эрфенштайн немного успокоился.

– А, дочь моя, – проговорил он надломленным голосом и со стоном повернул к ней лицо. разговор давался ему с явным трудом, ему то и дело приходилось сглатывать, словно у него кусок застрял в горле. – Я… я давно тебя ждал. Подойди… ближе, пока… не слишком поздно.

– Что ты говоришь такое, отец? – начала Агнес и шагнула к нему с усталой улыбкой.

Краем глаза она заметила на столике чашку воды и нетронутую кружку подогретого вина со зверобоем и вытяжкой из ивовой коры, которое отец Тристан приготовил всего пару часов назад.

– Ты немного передохнешь, и мы…

Эрфенштайн взял ее за руку и притянул почти вплотную к себе, так что Агнес почувствовала его гнилостное дыхание. От отца исходил спертый запах несвежего пота, гноя и засохшей крови.

«Дыхание смерти», – подумала Агнес.

– Я не для того позвал тебя, чтобы ты тут меня умасливала, – проворчал отец, и на мгновение голос его зазвучал как прежде. – Я и сам знаю, что дела мои плохи. Эта лихорадка съедает меня изнутри. Вот только я не думал, что все произойдет так быстро…

Агнес молча кивнула. По щекам ее катились слезы и капали на бледное лицо Эрфенштайна. Отец Тристан, судя по всему, не поделился с ним своими подозрениями. Вероятно, он не хотел лишний раз волновать наместника. Тем более что в его состоянии это ничего не изменило бы.

Старый рыцарь прикрыл глаза, словно хотел собраться с силами, и только потом устало продолжил:

– Вертинген, будь он проклят! Не таким уж скверным бойцом оказался, как я полагал… Что ж, я жил как воин и умираю, как подобает воину. Не о чем жалеть.

– Отец, ты не…

– Помолчи наконец и послушай, наглая ты девка! – резко перебил ее отец. – Нам с тобой нужно еще обсудить кое-что. Вообще-то я хотел сообщить тебе это в рыцарском зале, за бокалом вина, под музыку и при свечах. Но ничего не поделаешь. – Он выдержал короткую паузу. – Ты… выйдешь замуж за графа.

В первое мгновение Агнес решила, что ослышалась. Может, отец уже заговаривался в лихорадочном бреду? Она высвободила дрожащую руку и уставилась на него.

– Что ты сказал?