Проклятье Пустоты

– Люди всегда преуспевали в создании инструментов самоуничтожения. Ты знаешь, что это больно. Но эта боль несопоставима с ощущениями Спенсора, – слегка скривившись, М схватил ошарашенного полицейского и, прижав его максимально близко, уставился в растерянные глаза:

– Смотри и узри все! Проникнись тем, что было и что будет…

Эндрю отключился. Он не упал, и даже его веки не опустились, но сознание покинуло, улетев в другой мир – мир глазами мрачного существа, что был когда-то человеком. Фримен увидел жутких тварей, поедавших друг друга. Мерзких, зловонных существ с изуродованными телами и обезображенными лицами. Гнойные нарывы, сочившиеся зелёной слизью, распространяли окутывающий мертвецкий смрад. Постепенно все заволакивало серой дымкой, сквозь которую он видел лицо. Обильно поросшая щетина с редкими сединами, острый нос аккуратной формы, но его вид… Весь облезший, в царапинах, покрытый странной коркой. Глаза… Он знал их, эти пустые глаза с бездной равнодушия и… Да… Именно в них сейчас и смотрел Фримен.

Дымка вновь погрузила в свою тьму, и теперь детектив закован в цепи, руки его покрыты кровью, но мрак вокруг не позволяет увидеть, лишь чувство рисует жуткую картину. Сверху раздался глухой звук, неспособный напугать своей громкостью, однако страх овладевает, хочется кричать и звать на помощь. Детектив начинает понимать: он в гробу. Беспомощный и жалкий в попытках выбраться из него, надрывая голосовые связки, начинает задыхаться и кашлять. И тут все переворачивается в другую плоскость, он проваливается вниз, оказавшись в полицейском департаменте. На столе стоит монитор, по правую руку – кружка кофе с кричащим орлом, по левую – пачка красного «Мальборо». Всматриваясь в экран, он почувствовал, что его глаза расширились – это коридор в подвале здания. Да, тот самый, из которого не суждено выбраться Стэну Спенсору. Криминалист стоит в конце, возле лифта, держа дрожащими руками пистолет, направленный в противоположную сторону. Губы его шевелятся, но разобрать слов не получается.

И вот тёмный силуэт резкими рывками бросился в сторону бедолаги. Вспышки света отобразились на стеклянной поверхности глаз Эндрю. Это выстрел, затем ещё и ещё. Ракурс сменился, и теперь детектив наблюдает картину с зеркала, находящегося в лифте. Все погрузилось во мрак, лишь пасть адской твари пронзает многочисленными тонкими и огромными зубами тело своей жертвы. Обильные брызги крови, разлетающиеся по сторонам, постепенно скрывают этот багровый пир. Жуткие крики вперемешку с истерическим воем ударяют по ушам Фримена. Сквозь эту серенаду мучительной смерти, как столб света, пронзающий грозовую тучу, прорывается чудесный знакомый голос:

– Он жесток и купается в людских страданиях, но способен на чудо, – покойная жена, казалось, оправдывала людоеда и пыталась найти лучшее в худшем.

Детектив четко почувствовал такой посыл. Трейси всегда верила в людей, пытаясь оправдать жестокость и аморальность веянием времени и проблемой безразличия вкупе с воспитанием. Искренне веря в искупление, она готова была дать второй шанс любому. Все эти мысли Фримена накладывались на ужас, за которым ему приходилось наблюдать. Теперь все в огне, большой пожар бушует вокруг беспомощного Эндрю. Все тело чувствует сильное тепло, языки пламени обжигают обездвиженное тело. Едкий запах дыма проникает в ноздри, наполняя организм ядовитыми веществами.

– Он спасет нашего малыша! Позволь, ради моей памяти… – голос Трейси продолжает уговаривать детектива довериться адскому существу. Перед глазами появляется старик, стоящий на коленях, пытающийся процарапать мутную дверь. Он зовёт на помощь, кашляя и тяжело дыша.

– Кто этот человек? Я его знаю? – про себя думает Фримен. – Довериться? О чем ты говоришь, Трейси? Я должен остановить этот кошмар!

И в ту же секунду декорации сменились, и теперь Эндрю наблюдает за собой от третьего лица. Врач чуть ли не вприпрыжку спешит сообщить о чуде. Господь услышал молитвы бездуховного агностика и даровал жизнь новорожденному младенцу. Большое горе уступило место безграничной радости. Детектив растерян и обескуражен от происходящего, наблюдая за тем, как он сам плачет от умиротворения и счастья, последовавшими за словами доктора. Где-то отдалённо улавливает голос Трейси, но разобрать невнятное мленье не удаётся. Фримен проваливается в пучину своего сознания, полностью теряя даже маломальское ощущение реальности. Он видит, как его сын растёт: первые робкие шаги по безграничному миру, первое слово «папа», звонким потоком вырвавшееся из уст в направлении сердца молодого отца. Голос Трейси становится отчётливым и понятным:

– Это то счастье, ради которого стоит жить! Не сдавайся! Ты можешь все изменить! – она кричала на Эндрю, как бы требуя решительных действий.