Проклятье музыканта

Я кивнула и выскочила из гримерки в коридор. Пока я бежала на улицу, по пути мне встретилось немало служащих. Вряд ли удастся выполнить просьбу менеджера провести врачей незаметно. Я выскочила на улицу и увидела перед входом длинную очередь из желающих попасть на концерт. Вот же ж… «Дерьмо какое!» – выругалась я словами Хосе Мануэля. Такое количество людей меня беспокоило не из-за возможности скандала, а из-за страха, что машине будет сложно проехать.

Казалось, прошло два часа, а на самом деле – несколько минут до того момента, как сгущающиеся сумерки разорвала яркая вспышка мигалок «Скорой помощи». Предупрежденные охранники профессионально освободили подъезд и дали возможность двоим медикам беспрепятственно войти в клуб. Я проводила их в гримерку и сама осталась там же. Прислонившись к стене затылком, я тяжело выдохнула, не в силах отделаться от ощущения дежавю. Второй концерт сопровождается вызовом медиков. Будто во сне я смотрела, как парню вводят какое-то лекарство, как грузят его на носилки. Голоса доносились до меня словно сквозь вату.

– Я поеду с ним, – сказал Хосе Мануэль, когда носилки с Чави вынесли в коридор. И строгим окликом остановил ринувшегося за ним Рауля: – У вас есть чем заняться. Полчаса до концерта, решайте, как будете выкручиваться. Ты ли берешь гитару в руки, Дани ли с Серхио делят между собой партии Чави – делайте что хотите, но концерт начните без задержек и отыграйте на все сто! Как обычно.

Отдав распоряжения, он быстрым шагом отправился догонять носилки с Чави.

– Дерьмо… – сказал на этот раз уже Рауль, запуская пальцы в волосы и еще больше ероша их. – Дерьмо.

Погруженный в свои мысли, он вышел, даже не оглянувшись на меня, будто забыв о моем присутствии. Я поднялась, машинально взяв с пола бумажку, и бросилась догонять мужа.

Концерт начали, как и велел менеджер, практически без задержек. За такое короткое время подготовить удалось лишь фонограмму звучания гитары. Уже позже Рауль мне объяснил, что в компьютере есть запись всего диска по партиям. Так что на том концерте вместо живой игры Чави звучала запись. Но концерт и правда отыграли даже не на сто процентов, а на все двести, словно загадали на свое выступление, как сложится все дальше у Чави.

Хосе Мануэль появился после того, как была отыграна последняя нота. Никто в зале не расходился, ожидая появления музыкантов, чтобы попросить автографы и лелея надежды сфотографироваться с ними. Я увидела, как Хосе Мануэль прямо из зала прошел за кулисы, и отправилась догонять его. Я задержалась, объясняя не узнавшему меня охраннику, что я не фанатичная поклонница, желающая пробраться в гримерку, а приехала вместе с группой. Наконец меня пропустили. И я бросилась разыскивать Рауля. Обычно в эту паузу между концертом и автограф-сессией ребята торопливо принимали душ и переодевались. На этот же раз Хосе Мануэль, не дав им отдышаться, собрал всех в одной из гримерок. Я было сунулась в приоткрытую дверь, но, услышав гневный голос менеджера, испуганно выскочила в коридор. Никогда еще я не видела Хосе Мануэля таким. Я знала его как спокойного человека, который, казалось, даже при угрозе конца света не потеряет самообладания, найдет нужные слова, чтобы успокоить паникующих, и обязательно – решение. Добрый, заботливый, за своих подопечных готовый жизнь отдать. Я никак не могла представить его не то чтобы в гневе – даже рассерженным. Хотя слышала: ему удавалось совершать невероятное, улаживать самые сложные вопросы в два счета, добиваться своего, выбивать самые лучшие условия. Поэтому с трудом узнала в этом взъерошенном, с красным от гнева лицом человеке, чей голос, будто утроенный динамиками, разносился по всему коридору, Хосе Мануэля. От испуга я даже вжалась в стену, но так и не осмелилась прикрыть дверь в гримерку.

– Еще раз повторяю – всем и каждому лично, что, если повторится подобная ситуация, распущу, к дьяволу, группу, закрою все пути и выходы! С этим идиотом еще будет отдельный разговор! И не обещаю, что он останется в группе! Запомните: нет среди вас незаменимых! Нет звезд! Как взлетели, так и скатитесь в дерьмо! Клянусь, застукаю кого-нибудь еще за этим делом – вылетит в два счета! Или я не Хосе Мануэль Герреро. И не посмотрю, ты ли это, – менеджер указал пальцем на Рауля, – ты ли… или ты.

По очереди он ткнул пальцем в каждого парня. Все сидели, понурившись, словно школьники, хоть самому младшему из них, Хайме, исполнилось двадцать девять, а старшему, Фернандо, – тридцать четыре.

– Солист ли, гитарист ли, клавишник – не важно! Найду, кто петь будет, кто играть, кто на барабанах стучать. А то и вовсе проект закрою. Запомните! Чтобы мне этого дерьма не было! Ни тяжелых, ни легких наркотиков! Никаких! Утоплю всех!

Удивительно, что никто из ребят и не пробовал возразить, возмутиться, оправдаться. Никто из них и не притрагивался к наркотикам, но они слушали своего менеджера с такой виной на лице, будто их тоже, как и Чави, поймали с поличным.