Он не мешкая снова поднялся, чтобы лишний раз убедиться в совершившемся. Дверь не пытались взломать. Он подумал и об окне, но оно располагалось слишком высоко. Никаких следов на полу под окном тоже не оказалось. Если бы кто-то и воспользовался им, то остались бы следы от грязи, в изобилии находившейся вокруг башни. Но ничего не было. Тогда он стал методично обшаривать комнату, ища хоть малейшую зацепку. И тут обнаружил, что его дневник с записями кто-то читал. А ведь он в течение пятнадцати лет записывал на пергаментах каждый опыт, его результаты, ошибки, давал им оценку. Это помогало продвигаться в работе хотя и медленно, но уверенно. Листы пергамента были сложены внушительной стопкой, а чтобы они не сворачивались, их углы прижимали тяжелые подсвечники с восковыми свечами. Он хорошо помнил, что сдвинул всю пачку к дальнему углу стола, чтобы на ней не оседала пыль, летевшая из разбитого окна. Он зажег свечи и сразу увидел, что его последние заметки на верхнем листе были кем-то дополнены, но не обычными чернилами. Слова из корявых букв, казалось, были написаны каким-то густым коричневым составом, делавшим их рельефными, что затрудняло прочтение. Их писали этим составом на предыдущих строках, а также по всему листу. Любопытство и нетерпение победили страх. Однако ему никак не удавалось расшифровать странное послание. Он попробовал обвести буквы чернилами. Но едва наложил чернила на первую, как та с потрескиванием вспыхнула, от нее, словно пороховая дорожка, занялась вся строка. Он все-таки успел прочитать горящую надпись: «Я пришел за тем, что мне принадлежит — за твоей душой!»
— Я обезумел, отец мой, — обреченно добавил Франсуа де Шазерон, глаза которого подтверждали его слова. — Я схватил каминные щипцы и, не соображая, что делаю, стал засовывать листы в горн. Я, наверное, вообразил, что огонь легче потушить именно в этом месте. На столе, совсем рядом, находились кислоты и различные препараты, которые от огня загорелись, и всю комнату охватило пламя. Не знаю, что произошло потом, кажется, схватил кувшин с водой и вылил его на пергаменты, упавшие на золотой слиток. Я надеялся спасти хоть что-нибудь из моих записей. Помню еще: что-то взорвалось. А потом мрак…
Он умолк, его лоб покрывали крупные капли пота с резким запахом. Тягостное молчание повисло в комнате.
Антуан де Колонь задумчиво покачивал головой. Он скрывал глубокое удовлетворение от реакции сеньора Воллора. Теперь нужно было упрочить его страхи. Слишком уж много плохого лежало на его совести, и легко было его убедить, что сам дьявол отныне будет стараться забрать у него ему причитающееся. Антуан посмотрел на прево, который, похоже, был сбит с толку. И немудрено. Гук не знал многого, и, в частности, не подозревал о существовании потайного хода, проложенного в стене до последнего этажа башни замка Воллор. А подземный ход, соединяющий замок с крепостью Монгерль, был прорыт еще в период Столетней войны. Старая легенда гласила, что в те времена в нем обосновались талантливые кузнецы. Выкованные ими мечи якобы выходили из адских горнил и делали непобедимыми тех, кто ими обладал. Поговаривали, что там же было спрятано английское золото.
Аббат не намеревался делиться своими знаниями с прево. Он унесет их с собой в могилу. Ведь он поклялся Изабо. Аббат сознавал, что какая-то часть его души была далека от вменяемых ему обязанностей, далека от цистерсианских канонов. Так что Франсуа де Шазерон наконец-то заплатит за свои злодеяния, за кощунственные и бессмысленные поиски того, что буквально лежало у него под ногами.
Антуан, выпятив подбородок, заговорил. Из судьи Франсуа де Шазерон превратился в обвиняемого, в котором прочно гнездился страх, явившийся следствием его чудовищных деяний.
— Очень боюсь, сын мой, что действительно сам сатана приложил к этому руку. Есть ли на вашей совести нечто, отдалившее вас от Господа нашего и его всепрощения? Какой-нибудь поступок, не упомянутый вами на исповеди, и который, как об этом свидетельствуют воспламенившиеся буквы, побудил вас отречься от веры? Если это так, то лишь покаяние и пост могут защитить вас, а душу вашу спасут наши молитвы. Если только уже не поздно, — огорченно добавил он, втайне радуясь ужасу Франсуа.
И тут вмешался Гук де ла Фэ:
— Каковой бы ни была истина, нужно отыскать ее, а не делать поспешных выводов. Позвольте мне провести расследование. Если кто-то зло подшутил над вами, я найду виновника и велю наказать. А если здесь есть дьявольские козни, тогда мы призовем заклинателя нечистой силы. Но пока что вы здоровы, а это означает, что человек или дьявол потерпел неудачу, если только случившееся не было предупреждением.
«Глупец, — подумал Антуан де Колонь, с состраданием взглянув на Гука. — Истина погубит тебя вместе с твоим хозяином…»