Когда Филиппус покинул трактир «Мечта короля», маленький городок Сен-Реми-де-Прованс засыпал. Девушка Амелина спокойно спала в своем доме. По просьбе отца он усыпил ее настоем мака, затем перевязал рану на голове. Потом он вычистил влагалище и ввел в матку маленький белый камушек, который вызовет непроизвольный выкидыш. Так что ребенка не будет. Этому он научился у одной знахарки в Египте. В глазах всех честь девушки останется незапятнанной. А трактирщик хорошо заплатил ему за молчание. Сперва Филиппус отнекивался, отказывался от денег, но в конце концов уступил. Случайностей не существовало. Следовало принять этот всемирный закон. И не стоило отказываться от подарков судьбы.
Он быстрым шагом дошел до дома Мишеля, с удовольствием слушая позвякивание золотых экю на груди.
6
Франсуа де Шазерон был не в духе. Брат Этьен, прибывший в замок вместе с Антуаном де Колонь, пожелал осмотреть его, но Франсуа сразу спровадил их, заявив, что единственное нужное ему лекарство находится в еде и что они должны подождать, когда он насытится. И в самом деле, он проглотил все, что ему приготовили, словно голодал несколько недель.
Предупрежденный Клотильдой о том, что Антуанетте нездоровится, аббат без угрызений совести оставил сеньора, чтобы заняться его супругой. Но все-таки ему было немного жаль его после известного случая, невольным свидетелем которого он стал. Нет, не честью Франсуа был он обеспокоен, а его душой! А в этой истории он больше всего огорчался из-за Альбери. Он знал, насколько она привязана к Гуку, и не мог не думать, что будет с ней, когда она однажды все узнает. Он так глубоко вздохнул, что Франсуа мрачно покосился на него.
Покончив с обильно орошаемым вином завтраком, куда входили омлет из пятнадцати яиц, толстые ломти ветчины, четыре перепелки и четыре десерта, Франсуа потребовал срочно пригласить аббата, Антуанетту, Клотильду и Гука. Он не знал или делал вид, что не знал о роли Бертрандо и Гийома в его спасении, а Гук умолчал об этом.
Итак, все собрались в той комнате, где когда-то он и Берил докладывали о положении дел после урагана. Живот Франсуа набил, но вот голову… Его первый вопрос прозвучал грубо:
— У кого из вас есть ключ?
Гук молча вынул ключ из кармана и подтолкнул его по столу к хозяину. Все сели за стол. Только нервный тик почерневшего глаза Клотильды выдавал ее страх. Она уселась между Гуком и аббатом, резонно полагая, что если хозяин опять захочет ее поколотить, то те вступятся за нее. Что до Антуанетты, на которую Гук избегал смотреть, то она сидела с отсутствующим видом, будто все происходящее ее не касается.
Лицо ее было безмятежным, почти легкомысленным, и некоторые, без сомнения, посчитали бы причиной этого выздоровление ее супруга. Некоторые, но никак не Антуан де Колонь и не Гук, чувствовавший себя в эти минуты отвратительно как никогда. Он знал, что аббат ничего не расскажет, однако ужасно злился на себя за тот импульсивный порыв. Подумал он и о том, как сильно он изменился за пятнадцать лет. Раньше он, не церемонясь, мог переспать с любой понравившейся ему молодкой. И его репутация в этой области была такова, что ему стоило лишь протянуть руку, чтобы спелый плод сам упал в нее. После женитьбы на Альбери он жил монахом, так как она ничего от него не требовала. Сегодня же он, несмотря на совместную жизнь и висящую над их головами угрозу, не раз спрашивал себя, почему так замкнулся в себе? Боялся ли он, задрав чужую юбку, потерять любовь, которую испытывал к своей жене? Или же стремился через свое целомудрие сблизиться с ней, и чтобы она наконец поняла, как он ей предан? Ответа у него не было, но он знал, что что-то изменилось независимо от него, что-то толкало его к единственной женщине, которую ему следовало избегать. Тяга к Антуанетте была сильнее простой похоти.
— Ты входил?
Гук услышал вопрос, но до него не дошло, что он обращен к нему. Когда же сообразил, что к чему, Франсуа уже таращил налитые кровью глаза то на одного, то на другого. Он всех усадил напротив себя и воображал себя судьей. И всех заранее считал виновными, а мысль о том, что от него что-то утаят, приводила его в ярость.
Гук встряхнулся.
— Надо было, чтобы кто-то пришел к вам на помощь. И я это сделал.
— Каким образом? — настаивал Франсуа.
Гук солгал. Он не хотел подвергать опасности Гийома, хотя и отдавал себе отчет в том, что рано или поздно Франсуа узнает правду.
— Я добрался до окна, пролез через него и вынес вас. Дверь за собой я тщательно закрыл.
— Что ты видел?
— Ничего, мессир. Ничего для меня интересного. Но если вы пожелаете, чтобы я как прево составил точный и детальный отчет…
— Нет необходимости, — обрезал Франсуа, и в самом деле не желавший оставлять какой-либо след от этого инцидента.
— А вы, женушка, вы входили, хотя я и запретил вам это? — продолжил он свой допрос.
— Что вы, муж мой. Ваши дела мне безразличны, и это вы знаете, — со всей искренностью ответила Антуанетта. — Но все же мне хотелось бы узнать от вас о причине разрушения и услышать из ваших уст обещание беречь себя, потому что я не хочу вас потерять.