Филиппус судорожно сглотнул. Она была права. Все его решения требовали времени. А его-то как раз и не хватало.
— Что я должен сделать, любовь моя? — покорно спросил он.
— Я должна родить этого ребенка, Филиппус, но этого недостаточно, чтобы защитить его. Шазерон в своем безумии может вообразить, что в этом маленьком существе внутри меня заключается ключ к его поискам. Если он не найдет его во мне, то перевернет небо и землю, слышишь? Единственный способ выиграть время, чтобы выйти отсюда, это подсунуть ему любого новорожденного, которого он принесет в жертву… в полнолуние.
— Это невозможно!
— Послушай меня, Филиппус! Антуанетта на последних днях беременности. Вам с Альбери хорошо известно, как можно вызвать преждевременные роды. Сделайте это. Когда наши дети появятся на свет, вы их поменяете. И тогда наш малыш избегнет злосчастий под собственной крышей. А через пару недель я приду в норму и смогу последовать за вами, если вам удастся похитить ключ. Возвратить его уже не составит труда. Никто ничего не заподозрит. Доверься мне, Филиппус. В этом единственный шанс спасти нас обоих. Наш родится на месяц раньше, ему нужны будут молоко и тепло, если мы хотим, чтобы он выжил. Антуанетта де Шазерон все это ему даст.
Филиппус наморщил лоб. Ему внушала отвращение мысль принести в жертву новорожденного, но другого выхода он пока не видел.
— Я очень скоро вернусь, — заверил он, страстно целуя Лоралину.
— Иди и будь осторожен, — напутствовала она, когда он вслед за Ситаром на четвереньках вползал в потайной ход.
Механизм за ним сработал, и Лоралина ощутила прилив новых сил. Если ей не придется больше бояться за ребенка, тогда ей нечего будет бояться и правды.
Отвар, принесенный на рассвете Филиппусом и Альбери, возымел свое действие. Первые схватки соединили судьбы обеих женщин.
Узнав, что жена его вот-вот разродится, Шазерон потерял интерес к своей жертве, тем более что он уже обладал драгоценным флаконом, содержимое которого рассчитывал исследовать завтра, когда луна станет полной. Участь пленницы была ему безразлична, поскольку он очень надеялся иметь сына. Без особого неудовольствия согласился он и с тем, что Альбери будет помогать Антуанетте при родах. А по сути, его весьма устраивало, что она на какое-то время устранится от других обязанностей. После мессы он заперся в своей комнате и прилег поспать, так как ночь его прошла беспокойно из-за возникающих временами позывов на рвоту.
Филиппус же не позволил себе ни секунды отдыха. Он оставался подле Лоралины, пытаясь как можно лучше сгладить неудобства темницы. В шесть часов стражник принес ей миску похлебки и свежую воду, и Филиппус вынужден был забиться в самый темный угол, горя желанием броситься на солдата и оглушить. Но Лоралина была еще не в состоянии бежать. Она держалась мужественно и спокойно спросила, нельзя ли освободить ее от ошейника, так как он причиняет ей боль, но стражник промолчал и быстро вышел, так и не подойдя к ней. Должно быть, Шазерон представил ее колдуньей, а суеверный страх крепко укоренился в головах простонародья.
Как бы то ни было Филиппус смог из своего укрытия убедиться, что связки с ключами у того не было, и это несколько умерило его порыв. Он даже порадовался, что оставил Ситара в лазе, так как зверь обязательно бы зарычал и тем самым все испортил.
Они долго сидели рядом. Такого уже давно не было. Лоралина не кричала, собрав все свое мужество, чтобы не поднимать тревогу. Она вспоминала о волчицах и старалась подражать им, даже дышала, как они. Когда боль становилась нестерпимой, она впивалась зубами в кожаный ремень, который снял с себя Филиппус. Ему же никогда еще не приходилось видеть такую отважную и сильную женщину. Руками он массировал ее живот и бока, глаза его тщетно искали в полумраке следы слез на ее лице, он видел лишь, как оно красиво, несмотря на отражающееся на нем страдание.
Когда наступил момент, она встала и, крепко держась на ногах, раздвинула их, слегка согнув колени, подняла до талии подол судорожно сжатыми пальцами, на которых выделились побелевшие косточки. Филиппус не вмешивался. Он знал, что сейчас ею руководит женский инстинкт, и ни один врач не сможет заметить тайную связь между матерью и ребенком. Глупо было бы требовать от нее более благопристойной позы. Он лишь ладонями расширял вход в ее влагалище, облегчая процесс деторождения. Такое ему случалось проделывать неоднократно в самых экстремальных, неожиданных ситуациях. Однако никогда еще он не испытывал такого волнения и такой… гордости.
Он знал, что младенец может родиться мертвым или в лучшем случае прожить всего несколько секунд, но даже за эти краткие мгновения он отдал бы жизнь.