Проклятая игра

Уайтхед едва заметно кивнул. Последовало долгое молчание, затем старик спросил:

— Ты знаешь, почему я выбрал тебя, Марти?

— Нет.

— Той ничего не говорил тебе?

— Он сказал, что я справлюсь с этой работой.

— Ну, многие люди не советовали мне брать тебя. Они считали, что ты не подходишь — по многим причинам, о которых не стоит распространяться. Даже Той сомневался. Ты нравился ему, но он сомневался.

— Но вы все-таки наняли меня?

— Верно.

Марти уже находил эту игру в кошки-мышки невыносимой. Он сказал:

— И теперь вы собираетесь объяснить мне почему, да?

— Ты игрок, — ответил Уайтхед.

Марти показалось, что он знал ответ задолго до того, как его услышал.

— Ты не попал бы в эти обстоятельства, если бы не имел карточных долгов. Я прав?

— Более или менее.

— Ты тратил каждый заработанный пенни. По крайней мере так утверждали твои друзья на суде. Проигрывал..

— Не всегда. У меня были и выигрыши. По-настоящему большие выигрыши.

Взгляд, который Уайтхед бросил на Марти, был острее скальпеля.

— После всего, через что ты прошел — всех несчастий, заставивших тебя страдать, — ты еще говоришь о выигрышах!

— Я помню лучшие времена, как любой другой, — защищаясь, ответил Марти.

— Удача.

— Нет! Я умел играть, черт возьми!

— Удача, Марти. Ты сам только что сказал. Ты сказал, что все случайно. Как ты можешь что-то уметь, если все это — стечение обстоятельств? Получается бессмысленно, разве нет?

Старик, кажется, прав. Однако все не так просто, как он стремится представить, нет. Все было случайно, да; Марти не мог спорить с основным утверждением. Но печенкой он чувствовал что-то еще. Что это такое, во что он верил — он не мог описать.

— Разве ты не это сказал? — настаивал Уайтхед. — Несчастный случай.

— Не всегда было так.

— Иногда случай на нашей стороне. Ты это имеешь в виду? Некоторые из нас держат палец, — указательный палец Уайтхеда описал спираль, — на колесе.

Его палец остановился. Мысленно Марти завершил картину: шарик скачет от лунки к лунке и находит нишу, номер. Победитель радостно вскрикивает.

— Не всегда, — возразил он. — Только иногда.

— Опиши. Расскажи, как ты это чувствуешь.

Почему бы нет? Что здесь дурного?

— Порой это очень просто. Ну, знаете, как отнять сласти у ребенка. Когда идешь в клуб и фишки мелко вибрируют у тебя в руках, ты знаешь — господи, ты точно знаешь, что не проиграешь!

Уайтхед улыбнулся.

— Но ты проигрывал, — напомнил он Марти с жесткой вежливостью. — Ты часто проигрывал. Ты проигрывал все, что имел, и даже больше.

— Я был глуп. Играл даже тогда, когда фишки не дрожали. Когда сам знал, что у меня полоса невезения.

— Почему?

Марти метнул на него сердитый взгляд.

— Вы хотите подписанной исповеди? — резко ответил он. — Я жадный, вы это хотите сказать? Я любил играть, даже когда не было шансов на выигрыш. Я просто хотел играть.

— Ради игры?

— Да, если хотите. Ради игры.

Невероятно сложные чувства отразились в глазах Уайтхеда: и сожаление, и выражение ужасной потери, и непонимание. Хозяин и повелитель мира на миг открыл еще одно свое лицо — лицо человека, дошедшего до предела отчаяния.

— Мне требовался кто-то, кому свойственна твоя слабость, — объяснил он и внезапно начал исповедь: — Потому что я знал: такой день, как сегодня, рано или поздно наступит, и мне придется попросить тебя рискнуть вместе со мной.

— Рискнуть чем?

— Будь это так же просто, как рулетка или карты, я бы объяснил тебе все и не просил о доверии. Но все очень сложно. И я устал.

— Билл говорил…

Уайтхед прервал его:

— Той покинул поместье. Ты больше не увидишь его.

— Когда он уехал?

— В начале недели. Наши отношения давно разладились. — Он заметил огорчение Марти. — Не тревожься. Твое положение здесь по-прежнему прочное. Но ты должен абсолютно доверять мне.

— Сэр…

— Не надо говорить о преданности, это утомляет меня. Не потому, что я не верю в твою искренность. Но люди вокруг меня всегда говорят то, что я хочу слышать. Точно так же они держат своих жен в мехах, а сыновей на кокаине. — Его рука в перчатке царапала бородатую щеку, пока он говорил. — Так мало честных людей. Той был первым, Евангелина, моя жена, второй. Но это очень мало. Мне приходится доверять инстинкту. Я должен плюнуть на разговоры и следовать тому, что велит мне мое чутье. А оно доверяет тебе, Мартин.

Марти ничего не сказал. Он просто слушал, как голос Уайтхеда все стихает, а глаза, напротив, становятся такими яркими, что от них можно было зажечь трут.

— Если ты будешь со мной и защитишь меня, ты сможешь получить все, чего бы ни захотел. Понимаешь? Все.

Не в первый раз старик соблазнял его этим, но теперь обстоятельства значительно изменились. Риск возрос.

— Что самое худшее может произойти? — спросил он.

Напряженное лицо расслабилось, но глаза по-прежнему горели.

— Худшее? — переспросил Уайтхед. — Кто знает худшее? — Из его пылающих глаз, казалось, вот-вот брызнут слезы; он едва сдерживался. — Я видел такие вещи… И проходил мимо. Никогда не думал… ни разу…