Проклят и прощен

Один только раз попробовали крестьяне отказаться от безусловного повиновения Вильмуту — это случилось, когда речь зашла о мероприятиях для защиты, села от наводнения. Уже давно они были признаны необходимыми, но дело постоянно откладывалось за неимением средств для их выполнения, теперь крестьянам предлагали в дар то, чего они так страстно желали. Тогда в первый раз раздались голоса, утверждавшие, что совершенно безразлично, от кого идет помощь, если ее предлагают даром. В первый раз произошел горячий спор между прихожанами, которые прежде слепо подчинялись решению своего пастыря, но и здесь одержал верх Вильмут. Он доказал сомневающимся, что «подарок из милости» не нужен, что правительство должно помочь и поможет, и энергия, с какой он принялся за дело и сделал необходимые шаги, убедила крестьян, что их священник, как всегда, избрал верный путь. По приговору всего прихода предложение барона было отклонено.

Раймонд остановился перед портретом своего отца, и его взор еще более омрачился. Слово «отёц» не пробуждало в нем того чувства, которое обыкновенно связывается с этим именем; оно вызывало лишь воспоминания об одинокой юности, проведенной в суровом, рабском подчинении, без радости, без свободы. Потом наступило время отчуждения, когда сын бежал из отцовского дома, над которым словно тяготело проклятие и в который он возвращался на несколько дней только по приказанию отца, но даже и отцу не удавалось удержать его на более продолжительный срок. Наконец произошла катастрофа, когда накопившееся за много лет раздражение вырвалось наружу. Раймонд откровенно признался в своей любви и отстаивал свой выбор перед отцом, который в своем аристократическом высокомерии не хотел на него согласиться. Произошел разрыв, и Раймонд, уйдя, как отверженный и лишенный наследства, возвратился владельцем Верденфельса.

Однако обладание огромными богатствами не принесло ему счастья. Покойный барон, вероятно, и в преклонном возрасте был еще статным, красивым мужчиной, это доказывал его портрет, но его лицо дышало высокомерием и беспощадной суровостью. Холодные серые глаза с насмешкой смотрели на сына, которого отец при жизни так часто бранил «мечтателем». Между тем, если у молодого человека были отняты всякая энергия и жизнерадостность, то в этом виноват был один только отец.

Старого барона также ненавидели, к нему также относились враждебно, но он без малейших угрызений совести попирал ногами тех, кто стоял ему поперек дороги, и так поступал всю жизнь и делал это так настойчиво, что в конце концов уже ни одна рука не поднималась на него. Легкая язвительная улыбка, игравшая на его тонких губах, казалось, говорила: «Я понял, как надо справляться с людьми, и они во прахе лежали у моих ног. А ты, глупец, домогаешься любви и примирения! Тебя они будут травить до смерти».

Губы Раймонда дрогнули, как будто он действительно услышал эти слова. Да, отец оставил ему в наследство ненависть и проклятие, и вся его жизнь была борьбой с этим наследством. Усталый, с надломленными силами, он уже однажды отказался от этой борьбы, а проклятие, от которого не мог избавиться, взял с собой в свое одиночество. Теперь его снова призывал к борьбе голос, до сих пор еще сохранивший над ним неотразимую власть, и Раймонд последовал призыву. Во второй раз началась жестокая, отчаянная борьба с прошлым, за грехи отца должен был расплачиваться сын.

Глава 13

В доме священника собрались представители прихода, выбранные среди самых уважаемых крестьян. После переговоров с управляющим барона они отправились к своему пастору, считая долгом сообщить ему, что ими уже заявлен отказ. Там они нашли еще инженера, которого барон Верденфельс выписал из резиденции, чтобы сделать необходимые съемки и составить планы. Он прожил неделю в замке и только сейчас узнал о непонятном для него исходе дела.

— Ваше преподобие, — начал он, — я пришел к вам за подтверждением, или, скорее, за опровержением одного известия, которое кажется мне просто невероятным, неслыханным. Молодой барон Верденфельс от имени своего дяди сообщил мне, что моя деятельность кончается и что все уже начатые подготовительные работы приостанавливаются, так как приход не разрешает производить постройку проектируемой плотины. Дело здесь идет, вероятно, о каком-нибудь недоразумении или, в крайнем случае, отсрочке. Прошу вас объяснить мне это.

В его словах звучало некоторое раздражение, но тем спокойнее был ответ Вильмута:

— Очень сожалею, что принужден подтвердить это известие. После зрелого обсуждения прихожане единогласно отклонили предложение барона. На это у них имеются веские основания.

— Основания, побуждающие их жертвовать безопасностью села?

— Село не будет брошено на произвол судьбы, нам уже обещана помощь с другой стороны. Это — дело правительства, и оно позаботится о нем. Переговоры ведутся уже давно и близятся к концу.

Инженер пожал плечами.