Прохладой дышит вечер

— Ох, Шарлотта, каким же я был ослом! — признается Хуго.

Не могу не согласиться.

Мы отхлебнули кофе и задумались. Что же делать с Бернхардом?

— Какие проблемы, не стоит переживать, — говорит Хуго. — Надо пойти к нотариусу и составить объяснительное письмо, которое наследница получит только после моей смерти. Так Регина сможет доказать, что ничего общего с покойником, замурованным в подвале, не имеет. А остальное — дела похоронной конторы.

— Ой, нет, нельзя так, — протестую я. — Ты Веронику с Ульрихом не знаешь. Что будет, когда они узнают, что их родной отец…

— А зачем им знать? Напишешь просто, что тебя хотел изнасиловать какой-то незнакомый солдат и ты его убила, защищаясь.

— Не выйдет. Проведут экспертизу, чтобы опознать останки, исследуют зубы, и все сразу станет ясно.

— Значит, придется его все-таки доставать, — сухо заключает Хуго.

— Очень смешно! Тебе бы все шутить.

Улыбается, хитрец. Сейчас тему поменяет, знаю я его.

— Слушай, Шарлотта, я ведь никогда не делал женщине предложения. Тогда, когда Ида забеременела, меня все подталкивали, чтобы я на ней женился как можно скорее. Я бы, наверное, и сам это сделал, но уж точно не в двадцать один год.

Я выжидательно смотрю на него. А он, даже не краснея, произносит:

— Шарлотта, выходи за меня замуж?

Я нервно глотаю. Ох и горазд же Хуго на сюрпризы!

— И у нас будут еще дети? — спрашиваю я наконец. А что такого, библейская Сара была еще древнее меня!

Хуго несколько смущенно отводит глаза и глядит в окно. А я так рассчитывала услышать остроумный ответ. Или я перегнула палку? Надо было предложить ему гражданский брак, чтобы мои дети снова звали его «дядей».

15

Мы с Хуго вспоминаем некоторые пикантные детали нашего мимолетного гражданского брака, забывая при этом правило: о мертвых либо хорошее, либо ничего. Помню, раньше Хуго на все вопросы о здоровье жены отвечал односложно, кратко и неохотно. А теперь вот рассказывает, что Ида, оказывается, на старости лет полюбила мятный шоколад и в результате лишилась своей изящной фигуры. День деньской сестра моя сидела в гостиной в инвалидном кресле, собирала картонную мозаику и один за другим отправляла в рот кусочки шоколадной плитки. Она складывала Тадж-Махал, осень в канадских лесах, средневековые домики с черепичной крышей где-нибудь в Люнебурге, вашингтонский Капитолий и «Ночной дозор» Рембрандта. Она выучила эти изображения наизусть, так что могла собрать их хоть с закрытыми глазами. У нее было предостаточно времени для чтения, и книг в доме было немерено, так нет же, дочь таскала ей каждый день эти дурацкие глянцевые женские журналы. Тут я коварно спрашиваю, что же читает сама Хайдемари.

— О-о, это вообще катастрофа, — вздыхает Хуго, — парапсихология, особенно психотерапия, и еще откровения о спиритических сеансах. При этом она заявляет, что вовсе не ударилась в оккультизм, а, наоборот, желает его научного разоблачения.

Хуго испытующе глядит на меня: а как у Регины с чтением? Кажется, наша с ним дочка тоже до беллетристики даже не дотрагивается? Да, ее интересует только научная литература, все больше по медицине, что-то там о самолечении, о том, как с помощью крапивы бороться с паразитами. Ну, что-то в этом роде, что помню, остальное забыла.

Мой слепой Антон к всемирной литературе тоже был равнодушен, но любил слушать, когда я читала ему вслух. А у Хуго хватает наглости передразнивать Антонов рейнский диалект. Между прочим, у меня это лучше получается. Антон прожил со мной целый год, прежде чем узнал, что у меня волосы рыжие, ему Ульрих рассказал.

— Да ну, правда рыжая? — переспросил Антон. — Ну, с ума сойти! Обалдеть!

У Бернхарда был свой пунктик: он знал наизусть всех победителей Олимпийских игр с 1896-го до 1936-го, хотя спортом никогда не увлекался и не занимался. А еще марки собирал из бывших немецких колоний, все больше с изображениями животных. И смертельно боялся подцепить в общественном туалете какую-нибудь венерическую заразу. Как назло, мочевой пузырь у него был слабоват, так что ему приходилось то и дело бегать в общественные уборные, откуда он выбегал в жуткой панике. Хуго злорадно хихикает, хотя и ему тут же нужно в туалет. Я уже давно заметила, как долго он там обычно возится. А когда он наконец возвращается, у меня нет больше никакой охоты перебирать болячки наших покойников.

Тут звонит телефон: Алиса. Поговорила с врачом Хайдемари. Состояние больной в целом неплохое. Опухоль была большая, пришлось ампутировать одну грудь и прочищать подмышечные лимфатические узлы. Прописана химиотерапия и потом еще восстановительное лечение.

— Так что Хайдемари долго еще будет приходить в себя, вы это учтите, — заключает Алиса присущим ей деловым тоном, — придется Регине на время подыскать для Хуго дом для престарелых, наверняка в окрестностях есть какой-нибудь, где найдется свободное место.

Хуго принимает новость довольно равнодушно, мне даже кажется, что он не понимает, насколько положение серьезно. Ладно, пожалуй, идею дома для престарелых стоит еще обсудить с моими отпрысками.