Эта мысль наполняла Альму ужасной грустью, но сделать она ничего не могла. Действительность нельзя изменить — мать много раз ей об этом твердила.
А поскольку ее нельзя изменить, нужно быть стойкой и терпеть.
Глава десятая
Настал конец июля 1820 года.
Соединенные Штаты Америки переживали экономический спад, первый в своей короткой истории кризисный период, и впервые у Генри Уиттакера год выдался не блестящий. Нельзя было сказать, что для него наступили тяжелые времена — ни в коем случае нельзя, — но он испытывал непривычное стеснение в средствах. Рынок экзотических тропических растений в Филадельфии достиг точки насыщения, а европейцам наскучили саженцы, экспортируемые из Америки. Вдобавок каждый квакер в городе, казалось, поставил своей целью открыть собственную аптеку и заняться производством пилюль, притираний и мазей. У «Гэррика и Уиттакера» пока не было конкурентов по популярности, но вскоре такие вполне могли появиться.
В такой ситуации Генри крайне нуждался в совете жены, но Беатрикс весь год нездоровилось. Ее мучили периодические головокружения, а поскольку лето выдалось жарким и влажным, ее состояние лишь ухудшилось. Она стала больше уставать и страдать постоянной одышкой. И хотя никогда не жаловалась и пыталась все успевать, было ясно — Беатрикс нездорова; однако к врачу она обращаться отказывалась. Беатрикс не верила врачам, фармацевтам и лекарствам — забавно, если учесть то, чем занималась ее семья.
Генри также не отличался крепким здоровьем. Ему стукнуло шестьдесят лет, и приступы старых тропических болезней продолжались теперь дольше. Стало трудно планировать званые ужины, ведь никто не знал, будут ли Генри и Беатрикс в состоянии принять гостей. Из-за этого Генри стал злиться и скучать, а его злость осложняла жизнь всем в «Белых акрах». Вспышки его гнева становились все более яростными. «
Но больше всего Генри был не по нраву кризис. Он воспринял его как личное оскорбление. И во всем винил президента.
А еще из Европы пришли дурные вести. Международный агент и посланник Генри Дик Янси — тот самый рослый устрашающий йоркширец, что так пугал Альму в детстве, — на днях прибыл в «Белые акры», раздобыв тревожные сведения: двум химикам в Париже недавно удалось изолировать субстанцию, названную хинином и получаемую из коры цинхоны. По их словам, именно этот компонент был тем таинственным ингредиентом иезуитской коры, что способствовал эффективному выздоровлению от малярии. Вооружившись этими знаниями, французские химики обещали вскоре наладить производство улучшенного продукта из коры — измельченного в более легкую пудру, более сильнодействующего и эффективного. Тем самым они могли навсегда подорвать монополию Генри на рынке антималярийного порошка.
Генри проклинал себя (и отчасти Дика Янси) за то, что они не предусмотрели подобного хода событий. «Надо было самим его найти!» — сокрушался Генри. Но химия была не его сферой. Он знал о деревьях все, был удачливым торговцем и блестящим новатором, но, как ни пытался, не мог больше поспевать за всеми новыми научными открытиями в мире. Знания распространялись для него слишком быстрыми темпами. Еще один француз недавно запатентовал математическую вычислительную машину под названием
Короче говоря, в последнее время изобретений появилось слишком много, и слишком много было идей, сложных и крупномасштабных. Уследить за ними было невозможно. Как и невозможно было оставаться экспертом во всем и урывать хороший кусок пирога во всевозможных областях. Из-за этого Генри Уиттакер чувствовал себя старым.
Но не все было так плохо — Дик Янси в своей последний визит привез Генри и одну потрясающую добрую весть: умер сэр Джозеф Бэнкс.
Эта внушительная фигура, некогда самый импозантный в Европе мужчина, любимчик королей, объехавший весь земной шар и спавший с туземными принцессами на пляжах под открытым небом; человек, который привез в Англию тысячи новых видов растений и отправил юного Генри в мир, чтобы тот стал самим
Он умер и гнил в крипте где-то в Хестоне.
Альма, которая сидела в кабинете отца и копировала для него письма, когда приехал Дик Янси и привез эту весть, потрясенно ахнула и проговорила:
— Да покоится он с миром.
— Да будь он проклят, — поправил ее Генри. — Он пытался меня уничтожить, но я его одолел.