Происхождение всех вещей

Альма быстрым шагом вышла из ботанического сада «Хортус» и направилась в сторону своей гостиницы в порту. Ей не хотелось брать наемный экипаж: она была слишком возбуждена, чтобы сидеть неподвижно в повозке. Она чувствовала себя ничем не обремененной, беспечной, слегка взбудораженной и по-настоящему живой. И голодной. Она все поворачивала голову и по привычке искала Роджера, но тот не семенил за ней, как обычно. Боже правый, она только что оставила свою собаку и труд всей своей жизни в кабинете этого человека, поговорив с ним всего каких-то пятнадцать минут!

Что за встреча! И что за риск!

Но она должна была пойти на этот риск, ведь именно здесь ей хотелось сейчас находиться — если не в «Хортусе», то в Амстердаме или, по крайней мере, в Европе. Она ужасно скучала по Северному полушарию, пока была в Южных морях. Скучала по смене времен года и яркому, ослепительному зимнему солнцу. По суровым испытаниям холодного климата и нелегким испытаниям для ума. Она поняла, что просто не создана для жизни в тропиках, что жизнь эта не подходит ни ее организму, ни ее темпераменту. Некоторые любили Таити, потому что остров казался им раем, местом, не изменившимся с начала времен, но Альма Уиттакер не хотела жить в том времени; она хотела жить в мире современном, на самом гребне научного прогресса. Ей не хотелось жить в краю призраков и духов; она мечтала о мире телеграфов, поездов, изобретений, теорий и науки, где все менялось ежечасно. Она мечтала успевать за всеми изменениями в человеческом мире, какими бы стремительными они ни были. Мало того, ей очень хотелось снова начать работать, и делать это в серьезном окружении, в компании умных и знающих людей. Она мечтала о роскоши обладания книжными полками, стеклянными баночками для коллекционирования образцов, бумагой, которая бы не рассыпалась от плесени, и микроскопами, которые не исчезали бы в ночи. Она мечтала о возможности читать последние научные журналы. И об общении с высокоинтеллектуальными людьми.

Но больше всего Альма мечтала о семье, причем не о любой семье, а такой, в которой выросла: о проницательных, интересных, умных людях. Ей хотелось снова ощутить себя одной из Уиттакеров, снова быть окруженной Уиттакерами. Но Уиттакеров в мире больше не осталось (за исключением Пруденс Уиттакер… Диксон, разумеется, которая в этот момент, по всей видимости, занималась своей школой, и тех членов бедовой семейки отца, что еще не сгнили в английских тюрьмах). Поэтому теперь она хотела быть окруженной ван Девендерами. Если те согласились бы ее принять.

Но что, если они ее не примут? Естественно, такой риск нельзя было исключать. Ван Девендеры — те, что остались, — вероятно, вовсе не жаждали ее общества так, как жаждала она. Они могли и не принять ее предложение сотрудничать с ними в «Хортусе». Могли воспринять ее как непрофессионала. Альма играла в опасную игру, оставив свой трактат у дяди. Его реакция на ее труд могла быть любой — от скуки (мхи Филадельфии?) до оскорбленного религиозного чувства (непрерывное творение?) и свойственной ученым настороженности (теория, объясняющая весь природный мир?). Альма знала, что своим трудом рискует выставить себя безрассудной, заносчивой и наивной, анархисткой, слегка смахивающей на французского философа. Однако ее трактат был прежде всего отображением ее способностей, а она хотела, чтобы ее семья знала, на что она способна, если уж им предстоит друг друга узнать.

Как бы то ни было, решила Альма, если ван Девендеры и ботанический сад «Хортус» отвергнут ее, она справиться с обидой и будет жить дальше. Возможно, поселится в Амстердаме, несмотря ни на что, или вернется в Роттердам, а может, переедет в Лейден, чтобы жить рядом с великим университетом. А кроме Голландии всегда остается Франция или Германия. Она сможет найти себе место где-нибудь еще, может, даже в другом ботаническом саду. Женщине это сделать сложно, но не невозможно, особенно с учетом отцовской репутации и влияния Дика Янси: они придадут ей вес. Альма знала всех известных профессоров бриологии в Европе, со многими годами переписывалась. Она найдет их и попросится к кому-нибудь в ассистенты. Или всегда может начать преподавать — не в университете, конечно, но место репетитора непременно найдется. Она сможет учить — если не ботанике, то языкам. Бог свидетель, языков она знает достаточно.