Он не ответил. Она попыталась представить его таким, каким его всегда описывала Ханнеке: милым десятилетним мальчиком, который рыдал, когда его сестра бежала в Америку. Ханнеке много раз рассказывала, как Дис цеплялся за юбки Беатрикс, пока его не пришлось оторвать силой. Еще Ханнеке вспоминала, как отчитала тогда своего маленького братца Беатрикс, велев ему никогда больше не показывать миру свои слезы. Но Альме было трудно все это представить. Теперь дядя казался очень старым и очень угрюмым.
Она сказала:
— Я выросла среди голландских тюльпанов — это были «потомки» тех луковиц, которые мать привезла в Филадельфию отсюда, из «Хортуса».
Дядя по-прежнему молчал. Роджер сладко зевнул, пошевелился и улегся еще ближе к ногам Диса.
Через несколько секунд Альма решила сменить тактику:
— Вам также будет интересно узнать, что Ханнеке де Гроот до сих пор жива. Полагаю, вы знали ее много лет назад.
Теперь на лице старика промелькнуло нечто иное — изумление.
— Ханнеке де Гроот… — ошеломленно промолвил он. — А я о ней столько лет не вспоминал. Ханнеке де Гроот! Подумать только…
— Ханнеке по-прежнему жива и здорова, как вам, наверное, будет приятно узнать, — сказала Альма. Правда, говорила она отчасти наугад, ведь она не видела Ханнеке два с половиной года. — Она служит домоправительницей в поместье моего покойного отца.
— Ханнеке была горничной моей сестры, — сказал Дис. — Она попала к нам в дом совсем юной. А мне одно время была кем-то вроде кормилицы.
— Да, — отвечала Альма, — она и мне была кем-то вроде кормилицы.
— Значит, нам обоим повезло, — сказал он.
— Согласна. Я себя считаю счастливой отчасти потому, что мне выдалось провести так много лет рядом с Ханнеке. Она воспитывала меня наравне с родителями.
Дядя снова посмотрел на Альму. На этот раз Альма не стала нарушать молчание. Она смотрела, как дядя цепляет вилкой кусочек гренки и макает его в кофе. Он не спеша прожевал кусок, не уронив ни крошки. Она должна была непременно выяснить, где можно взять точно такие же гренки.
Наконец Дис ван Девендер вытер губы полотняной салфеткой и проговорил:
— Ваш голландский не слишком ужасен.
— Благодарю вас, — ответила Альма. — В детстве я много говорила.
— Целы ли ваши зубы?
— Вполне, благодарю, — промолвила женщина. Ей нечего было скрывать от этого человека.
Он кивнул:
— У всех ван Девендеров хорошие зубы.
— Им повезло с наследственностью.
— Кроме вас, были ли у моей сестры еще дети?
— Еще одна дочь — приемная. Моя сестра Пруденс. Сейчас она заведует школой, расположенной в старом поместье отца.
— Приемная, — повторил он. Кажется, его позиция по этому поводу была нейтральной.
— Моя мать не отличалась плодовитостью, — пояснила Альма.
— А вы? — спросил он. — У вас есть дети?
— Я, как и моя мать, не отличаюсь плодовитостью, — сказала Альма. Это было значительным преуменьшением, но, по крайней мере, она ответила на вопрос.
— А муж у вас есть? — спросил он.
— Он умер, к сожалению.
Дядя Дис кивнул, но не выразил соболезнований. Это позабавило Альму: мать ее отреагировала бы так же. Факты — всего лишь факты. Смерть — всего лишь смерть.
— А вы? — спросила она. — Существует ли миссис ван Девендер?
— Она умерла, — отвечал он.
Она, как и он, кивнула. Это было чуточку похоже на извращение, но она получала истинное удовольствие от этого откровенного, прямого и бесцельного разговора. Не представляя, чем все это кончится и суждено ли ее судьбе переплестись с судьбой этого старика, она, тем не менее, чувствовала, что ступает по знакомой территории — голландской территории, территории ван Девендеров, — и это приносило ей глубокое удовлетворение. Она давно уже не ощущала себя настолько в своей тарелке.
— Надолго ли вы намерены остаться в Амстердаме? — спросил Дис.
— Навсегда, — отвечала Альма.
Это застигло его врасплох.
— Если вы пришли просить милостыню, — проговорил он, — нам нечего вам предложить.
Она улыбнулась.
— В деньгах я не нуждаюсь, — ответила она. — Отец хорошо меня обеспечил.
— Тогда какова цель вашего пребывания в Амстердаме? — спросил дядя с нескрываемой враждебностью.
— Я хочу работать здесь, в ботаническом саду «Хортус».
Теперь он не на шутку всполошился.
— Святые небеса! — воскликнул он. — И кем же вы можете быть?
— Ботаником, — отвечала она, — а именно бриологом.
— Бриологом? — изумленно повторил он это слово. — Но что вы можете знать о мхах?
Тут Альма не выдержала и рассмеялась. И это было так чудесно — смеяться. Она уже не помнила, когда смеялась в прошлый раз. Она так сильно смеялась, что ей пришлось даже ненадолго закрыть лицо руками, чтобы унять свое веселье. Все это лишь сильнее встревожило ее бедного старого дядюшку. Так она себе не поможет.
Ну почему она решила, что он о ней слышал? Все ее дурацкая гордость!
Альма успокоилась, вытерла слезы и улыбнулась.