Происхождение всех вещей

Она провела в плавании больше года. Это было нелепое путешествие — точнее, несколько нелепых путешествий, следовавших одно за другим. Она покинула Таити в середине апреля 1853 года на борту французского грузового судна, направлявшегося в Новую Зеландию. В Окленде вынуждена была прождать два месяца, пока не нашла голландский торговый корабль, согласившийся взять ее пассажиром до Мадагаскара. Ее попутчиком в этом плавании стало большое стадо овец и крупного рогатого скота. С Мадагаскара она отправилась в Кейптаун на немыслимо древнем голландском флейте — судне, являвшемся символом лучших достижений кораблестроения семнадцатого века. (Это был единственный отрезок ее путешествия, когда ей казалось, что она действительно может умереть.) После Кейптауна Альма медленно двинулась вверх, вдоль западного берега африканского континента, остановившись в Аккре и Дакаре, чтобы сделать пересадку. Там она нашла еще один голландский торговый корабль, плывший туда, куда ей было нужно: сначала на Мадейру, потом в Лиссабон, через Бискайский залив, Ла-Манш и до самого Роттердама. В Роттердаме она купила билет на пассажирский пароход (на пароходе она плавала впервые), который и повез ее вверх и вокруг побережья Нидерландов, в конце концов свернув вниз по Зейдер-Зе к Амстердаму. Там 19 июля 1854 года она наконец сошла на берег.

Возможно, Альма бы добралась туда скорее, если бы не взяла с собой пса Роджера. Но он был с ней, потому что, когда пришло время уезжать с Таити, она поняла, что просто неспособна оставить его там. Кто еще позаботится о Роджере в ее отсутствие, ведь он никому не нравился? Кто станет рисковать быть укушенным, лишь бы его накормить? Она даже не была до конца уверена, что банда Хиро его не съест, стоит ей лишь уехать. (Мяса в Роджере было немного, спору нет, но тем не менее ей было невыносимо даже представить, как он вращается на вертеле.) А главное, этот пес был последней осязаемой ниточкой, связывавшей Альму и ее мужа. Шестое чувство подсказывало ей, что Роджер, скорее всего, был там, в фаре, когда Амброуз умер. Альма представляла себе неподвижную маленькую собачку, стоявшую на страже в комнате в последние часы Амброуза и лаем отгонявшую призраков и демонов, окружавших его в эти страшные мгновения. Лишь по одной этой причине она чувствовала себя обязанной оставить Роджера у себя.

К сожалению, немногие морские капитаны были рады видеть на борту мрачную и недружелюбную островную собачку. Некоторые из них сразу отказывались, просто увидев Роджера, и уплывали без Альмы, значительно задержав тем самым ее отъезд. Но даже те, кто соглашался взять Роджера с собой, требовали двойную плату. И Альма платила. Она распорола потайные карманы своего дорожного платья и доставала золото, по монете за раз. Она припасла его напоследок, чтобы всегда оставался шанс откупиться.

То, что ее путешествие оказалось столь тягостно долгим, Альму ничуть не волновало. Напротив, она дорожила каждым часом и радовалась долгим месяцам уединения на незнакомых кораблях и в чужестранных портах. С тех пор как она чуть не утонула в заливе Матавай во время свирепого матча по хару раа пуу, Альма погрузилась в размышления и не хотела, чтобы что-то отвлекало ее от ее дум. Мысль, поразившая ее на глубине с силой откровения, поселилась в ней, и от нее было уже не избавиться. Альме не всегда удавалось определить, то ли эта мысль гналась за ней, то ли она гналась за мыслью. Иногда мысль казалась живым существом, притаившемся в недрах ее сна, оно то приближалось, то исчезало, то появлялось снова. Целыми днями женщину преследовала эта мысль, и она лихорадочно исписывала страницу за страницей в своем дневнике. Даже по ночам, когда Альма пыталась уснуть, ее ум столь беспощадно следовал за этой мыслью, что каждые несколько часов Альма просыпалась и чувствовала необходимость сесть в кровати и писать еще и еще.

Надо сказать, что ее самой сильной стороной был не писательский талант, хотя к этому времени она написала две — почти три — книги. Она никогда не притворялась, что умеет писать. Ее книги о мхах никто не стал бы читать для удовольствия; да что там, их никто бы и не смог прочитать, кроме небольшой группы бриологов. Нет, ее самой сильной стороной был талант классификатора: бездонная память, удерживавшая в себе все видовое разнообразие, и непреклонное стремление раскладывать все на мельчайшие составляющие. Прежние книги Альмы больше всего были похожи на простое перечисление и сравнение различных видов и родов мха. Рассказывать она не умела. Но теперь, с тех пор как в тот день она пробила своей силой воли себе путь на поверхность, Альме казалось, что ей есть что рассказать, и повествование это было поистине эпическим. Было оно и трагичным, но зато объясняло многое из происходящего в природном мире. По правде говоря, Альме казалось, что оно объясняет все.