Происхождение всех вещей

— Вы что-то хотели со мной обсудить, мистер Янси? Или предпочитаете поговорить с моим отцом? В последнее время ему нездоровится, как вы наверняка знаете, но сегодня один из дней, когда ему лучше, и мысли его ясны. Он может принять вас в своей спальне, если вас это устроит.

Дик Янси по-прежнему молчал. Это была его знаменитая тактика: молчание как оружие. Когда Дик Янси молчал, все вокруг нервничали, беспокоились и заполняли пустоту словами. И выбалтывали больше, чем должны были. Дик Янси же из своей молчаливой крепости наблюдал, как вылетали наружу секреты и раскрывалась правда. Затем он сообщал все эти сведения Генри Уиттакеру. В этом была его сила.

Альма решила не попадаться в эту ловушку и не болтать не подумав. Поэтому следующие две или три минуты они простояли в тишине. Затем Альма не вынесла. Она снова заговорила:

— Я вижу, у вас с собой портфель моего покойного мужа. Полагаю, вы были на Таити и взяли его там? А теперь приехали, чтобы вернуть его мне?

Он по-прежнему не пошевелился и не произнес ни слова.

Альма продолжала:

— Если вам интересно, хочу ли я получить этот портфель, мистер Янси, ответ утвердительный — очень хочу. Моему покойному мужу принадлежало не так уж много вещей, и для меня очень много значит сохранить в качестве воспоминания единственный предмет, который, как мне известно, имел для него огромную ценность.

Но он по-прежнему молчал. Он что же, хочет, чтобы она его умоляла? Или она должна ему заплатить? Может, он желает получить что-то взамен? Или — эта мысль пронеслась в голове мелькнувшей нелогичной вспышкой — по какой-то причине колеблется? Может ли быть так, что он не уверен? Мотивы Дика Янси было невозможно разгадать. Прочесть его мысли никогда не удавалось. Альму охватило нетерпение и беспокойство.

— Вынуждена настаивать, мистер Янси, — проговорила она, — чтобы вы объяснились.

Но Дик Янси был не из тех, кто привык объясняться. Альма Уиттакер знала это лучше всех. Он не растрачивал слова на столь никчемные цели. Он вообще не привык растрачивать слова. С раннего детства Альма ни разу не слышала, чтобы он произносил более трех слов подряд. Однако сегодня оказалось, что Дик Янси сумел выразить свою мысль всего двумя словами, которые он прорычал сквозь сомкнутые губы, на пути к выходу, сунув портфель в руки Альме и задев ее при этом рукавом:

— Сожгите это!

* * *

После того как Дик Янси ушел, Альма еще час просидела в отцовском кабинете одна, глядя на портфель и словно пытаясь угадать, что скрывается внутри, по его потертой, покрытой солеными пятнами коже. С какого перепугу Дик Янси сказал такое? Зачем брать на себя труд и ташить портфель с другого конца света только для того, чтобы приказать ей его сжечь? Почему он сам его не сжег, если это так необходимо? И имел ли он в виду, что она должна сжечь его после того, как откроет и посмотрит, что внутри, или же до того? И зачем он так долго мялся, прежде чем отдать его ей?

Задать эти вопросы ему самому, разумеется, уже не представлялось возможным: он давно уехал. Дик Янси перемещался по миру с невероятной скоростью и уже мог быть на полпути в Аргентину. Но даже если бы он все еще был в «Белых акрах», то не стал бы отвечать на дальнейшие расспросы. Альма это знала. Подобные разговоры никогда не входили в перечень услуг Дика Янси. Она лишь знала, что портфель, которым так дорожил Амброуз Пайк, теперь в ее распоряжении, как и дилемма, что с ним делать.

Через некоторое время она наконец решила отнести портфель в свой кабинет в каретном флигеле и там спокойно подумать. Она присела на диван в углу — тот самый, где так много лет назад сидела и щебетала с ней Ретта, где, удобно вытянувшись, лежал Амброуз, свесив свои длинные ноги, и где спала она сама в те мрачные месяцы после его отъезда. Она изучила портфель. В нем было примерно два фута в длину, полтора в ширину и дюймов шесть в глубину — простой прямоугольник из дешевой кожи. Он был потерт, поцарапан и выглядел убого. Ручку, судя по всему, несколько раз укрепляли проволокой и кожаным шнуром. Замки почернели от морского воздуха и времени. Рядом с ручкой виднелись с трудом различимые инициалы «А. П.», вытравленные светлой краской. Портфель скреплялся двумя кожаными ремнями, которые застегивались пряжками, как подпруга на брюхе лошади.

Замка с ключом не было — вполне в духе Амброуза. Какая же у него доверчивая, открытая, искренняя натура — точнее, была, когда он был жив. Если бы портфель запирался на ключ, она, может, и не стала бы его открывать. Возможно, достаточно было бы одного слабого указания на то, что перед ней личная вещь, и она бы пошла на попятный. А может, и нет. Может, Альма Уиттакер была из тех людей, кто рождается, чтобы изучать окружающие предметы, а не пугаться их, независимо от последствий, даже если для этого потребовалось бы взломать замок.