Лишь позднее, когда Альма отправилась в спальню, закрыла за собой дверь, встала перед высоким зеркалом и надела сорочку, она поняла, что хотела сказать этим подарком сестра и почему его нельзя было вернуть: в свою брачную ночь Альма Уиттакер просто обязана была надеть эту прекрасную сорочку. Ведь в ней она выглядела по-настоящему хорошенькой.
Глава семнадцатая
Сыграть свадьбу оказалось легче всего.
Она состоялась во вторник, двадцать девятого августа 1848 года, в гостиной «Белых акров». На Альме было платье из коричневого шелка, сшитое специально по такому случаю. Свидетелями выступали Генри Уиттакер и Ханнеке де Гроот. Генри был весел; Ханнеке не слишком. Церемонию провел судья из Западной Филадельфии, в прошлом имевший дела с Генри и согласившийся оказать услугу хозяину дома.
— Живите в согласии, — заключил судья после того, как брачующиеся обменялись клятвами. — Помогайте друг другу в беде и поддерживайте в радости.
— Партнеры в науке, делах и по жизни! — неожиданно проревел Генри и громко высморкался.
Больше никто из друзей и родных на свадьбе не присутствовал. Джордж Хоукс прислал в знак поздравления ящик груш, но сам слег с лихорадкой и потому не мог к ним присоединиться. Накануне прислали большой букет из аптеки Гэррика. Больше Альму никто не поздравил. Гостей со стороны Амброуза Пайка также не наблюдалось. Его приятель Дэниэл Таппер из Бостона с утра прислал телеграмму, в которой говорилось: «МОЛОДЕЦ, ПАЙК», но не стал утруждать себя приездом в Филадельфию. Из Бостона на поезде ехать было всего полдня, и все же порадоваться за Амброуза никто не приехал.
Оглядевшись вокруг, Альма поняла, какой маленькой они стали семьей. Гостей было слишком мало. Их едва хватило для того, чтобы провести законную церемонию, и уж точно не хватало для полноценного общества. Как они превратились в таких отшельников? Она вспомнила бал, устроенный родителями в 1808 году, ровно сорок лет тому назад: тогда на веранде и большом газоне кружились танцоры и музыканты, а она бегала среди них с факелом. Теперь и вообразить было невозможно, что когда-то «Белые акры» были местом подобного представления, где звучал громкий смех и совершались разные безумства. С тех пор дом превратился в островок тишины.
В качестве свадебного подарка Альма преподнесла Амброузу чрезвычайно изящное антикварное издание «Священной теории Земли» Томаса Бернета, впервые напечатанной в 1681 году. Бернет был теологом, считавшим, что Земля до Всемирного потопа представляла собой гладкую сферу абсолютно идеальной формы. Вот что он писал о рождении планеты: «Она была красива юной красотой и цвела, была свежа и плодородна; не было на всей ее поверхности ни морщин, ни шрамов, ни трещин, ни скал, ни гор, ни пустых пещер, ни глубоких каналов, ровна и однородна она была со всех сторон». Бернет называл это состояние «первозданной Землей». Альма решила, что книга понравится мужу, и оказалась права. Уверенность в том, что совершенство существует, мечты о неиспорченной красоте — в этом был весь Амброуз.
Сам Амброуз вручил Альме квадратик из изысканной итальянской бумаги, замысловато свернутый в крошечный конверт и запечатанный восковыми печатями четырех цветов со всех сторон. Все печати были разные. Это была вещица хоть и прелестная — такая маленькая, что умещалась у нее на ладони, — но странная, почти что магическая. Альма не переставала вертеть свой любопытный подарок в руках.
— И как открыть этот подарок? — спросила она.
— Его не надо открывать, — отвечал Амброуз. — Я прошу тебя, чтобы ты никогда его не открывала.
— А что там внутри?
— Слова любви.
— Прекрасно! — восторженно воскликнула Альма. — Хотела бы я их прочесть!
— Я бы предпочел, чтобы ты лишь представляла, что там внутри.
— У меня не такое богатое воображение, как у тебя, Амброуз.
— Но для человека, которые так любит знания, тебе полезно хоть что-то оставить неразгаданным. Нам предстоит так хорошо узнать друг друга. Давай хоть что-то оставим тайным.
Она положила подарок в карман. Он лежал там весь день — нечто странное, невесомое и таинственное.
В тот вечер они отужинали с Генри и его другом судьей. Генри с судьей выпили слишком много портвейна. Альма не пила спиртного; не пил и Амброуз. Ее муж улыбался ей, стоило ей бросить на него взгляд, но он всегда делал так, еще до того, как они поженились. Вечер казался совсем обычным, вот только теперь она была миссис Амброуз Пайк. В тот день солнце садилось медленно, как старик, не спеша ковыляющий вниз по лестнице.
Наконец, после ужина, Альма и Амброуз удалились в ее спальню, впервые оказавшись там вдвом. Альма присела на край кровати, и Амброуз сел рядом. Он взял ее за руку. Они долго молчали, после чего Альма произнесла:
— С твоего позволения…