Но доносы бессмертны, как мафия, и неистребимы, как тараканы. Избежать их можно, только соглашаясь с ними. Когда император Павел I спросил у петербургского полицмейстера фон дер Палена: «Знаете ли вы, что против меня составлен заговор?», Пален улыбнулся и ответил: «Конечно – я ведь сам его возглавляю. Не тревожьтесь, государь, мне все известно». Император успокоился – и напрасно, Пален не врал. Он действительно был главой заговора, и поэтому заговор удался. А что касается того, как Пален сумел сохранить самообладание при таком вопросе – все очень просто: он-то знал, где живет. Недаром он говорил, что тайные общества не имеют смысла, ибо из двенадцати их членов один обязательно предаст. При этом он обычно ссылался на крайне авторитетный источник, о котором мы уже говорили выше – Священное Писание.
Неплохо подтвердились слова Палена и при восстании декабристов. Подготовку восстания не удалось сохранить в тайне – были донос Шервуда, получившего за это от Николая приставку к фамилии и ставшего Шервудом-Верным, донос Майбороды… А один из донесших на декабристов заслуживает особого разговора – чуть более сложного, поэтому и реже вспоминаемого советскими историками. Прапорщик Яков Ростовцев за две недели до восстания направил Николаю письмо, в котором предупреждал его, что многие не согласятся с его воцарением и выступят против него с оружием в руках. Просил отказаться от престола, а если это невозможно – чтоб сам Константин объявил публично, что передает ему власть. Не назвал ни одного имени. Предупреждал, что, даже если его действия и сочтут похвальными, просит никак его не награждать. В том, что он отправил такое письмо, он признался и декабристам. Очевидно, считал, что его долг в том, чтоб поступить именно так. Кстати, оказался впоследствии одним из ведущих государственных деятелей России, готовивших и осуществивших уничтожение крепостного права. Опять-таки не все так просто…
А примерно в то же время, когда декабристы набирались во Франции революционного духа, близ Марселя чья-то левая рука вывела: «Приверженец престола и веры уведомляет…», и в результате молодой моряк буквально в день своей свадьбы был без суда и следствия брошен в каземат. Думаете, это плоды фантазии Дюма? Как бы не так – все было на самом деле, и ложный донос, и сокамерник-аббат, в благодарность коллеге по заключению завещавший ему клад, и страшная месть доносчикам. Только все было гораздо хуже и безобразней: не было романтического побега, месть была кровавой, бессмысленно жестокой и распространившейся даже на невиновных, а последний из виновных сам зверски убил мстителя. В «Графе Монте-Кристо» даже донос вплелся в романтическую историю. В жизни это невозможно.
Дальше было все веселее. Доносчики отправили на каторгу Шевченко и Достоевского, готовили материалы для всех политических процессов конца века, предупреждали жандармов о народовольцах, а народовольцев о жандармах (знаменитый Клеточников, народоволец, устроившийся на работу в III Отделение, – кто он, герой или предатель? А как для кого…). Вовсю действовала система знаменитого Видока – ловить крупных воров при помощи мелких. Полиция прижимала мелкого жулика и ставила ему условие: или отвечаешь на наши вопросы, или сам понимаешь что. А революционеров вербовали буквально в ночь перед казнью. Расскажешь все – поживешь, как знаменитый провокатор «Народной воли» Окладский, давший согласие работать на полицию буквально перед эшафотом и сгубивший своих бывших друзей без числа, не расскажешь – что ж, твой выбор. Такое было всегда, есть сейчас и, боюсь, будет еще долго, но размах, который приняло доносительство на стыке веков, был опасным сигналом. Что, к сожалению, и оправдалось. Чехов не зря с гордостью говорил о себе, что пробовал себя во всех жанрах, кроме стихов и доносов, – жанры были крайне популярные – и это его как-то выделяло.
О том же, что творилось на фронте доносительства в недавние времена, когда героем, достойным подражания, считался донесший на родного отца и убитый родным дедом Павлик Морозов, сейчас и так написано слишком много. Если все равно есть план, сколько врагов народа разоблачить в текущем квартале, тут доносы только в помощь. Интересней даже не доносы, а то, как люди от них уберегались. Как, например, филолог Елена Скрябина, на дворянское происхождение которой не посмела донести родная коммуналка, жаждущая дележа чужой площади не меньше, чем «Воронья слободка», – она повесила в комнате портрет Молотова. Настоящая фамилия – Скрябин. И помогло – не осмелились донести, ибо не ясно было, на кого же при этом доносят.
Тут гораздо интересней сама система опутывания страны агентурной сетью, вербовка с помощью запугивания тайных агентов где не попадя, подсматривание и подслушивание, чтение писем, сбор компроматов, мелкие подачки особо покорным и придерживание на всякий случай независимых и самостоятельных, даже при отсутствии прямых улик. Не буду лезть в подробности того, аморально это или нет, просто спрошу – помогло?