К счастью, когда мы спрашивали участников исследования E-Risk о том, подвергались ли они виктимизации, то сравнивали их показания с показаниями второго близнеца и родителей, которых опрашивали отдельно. Таким образом, мы могли проверить, сохранится ли зависимость между поливиктимизацией и психопатологией, если обратиться к свидетельствам не самих участников, а
Во-вторых, стоило принять во внимание, что виктимизация могла быть следствием психических проблем, которые наблюдались у участника еще в детстве, а не причиной психопатологии в молодости. Таким образом, мы задали себе следующий вопрос: что, если мы столкнулись с обратной причинностью и это психологические трудности привели участников к виктимизации, а не наоборот? Чтобы ответить на этот вопрос, мы отправились в кладовую данных и подняли сведения о состоянии психики участников в возрасте двенадцати лет; о том, сталкивались ли они в пятилетнем возрасте (согласно показаниям родителей и учителей) с эмоциональными и поведенческими проблемами, а также о том, наблюдались ли психопатологические проявления у родственников участников. Поскольку от всех перечисленных обстоятельств могло зависеть, разовьется ли у участника к восемнадцати годам психопатология (то есть показатель
Тем не менее, когда мы сделали поправку на каждое отдельное обстоятельство – и на все одновременно, – зависимость между показателем
В-третьих, нам следовало ответить на вопрос, поразительно важный для нас как для исследователей в области человеческого развития: что, если виктимизация в подростковом возрасте, которая вызывает психологические проблемы в молодости, на самом деле вызвана виктимизацией в детстве? Существует ли в детстве тот самый «важный» возраст, когда виктимизация сказывается на жизни человека настолько сильно, что повышает вероятность его виктимизации в юности, а это, в свою очередь, повышает вероятность развития психопатологии в молодости? Чтобы ответить на этот вопрос, мы вернулись в кладовую данных исследования E-Risk и обратились к сведениям о том, был ли тот или иной участник свидетелем насильственных отношений между матерью и ее партнером, подвергался ли травле, жестоким телесным наказаниям, сексуальному, эмоциональному насилию и пренебрежению и/или физическому пренебрежению. Данные об этом мы собирали тогда, когда участникам было пять, семь, десять и двенадцать лет. К счастью, почти три четверти участников исследования E-Risk в детстве не подвергались серьезной виктимизации, однако 20 % подвергались ей единожды, почти 4 % – дважды, и чуть менее 4 % – три раза и более.
Оценив степень виктимизации, которой участники подвергались в детстве, мы сделали на них поправку и посмотрели, сохранится ли зависимость между виктимизацией в юности и психопатологией в молодости.
Оказалось, что даже с учетом детского опыта виктимизации связь между виктимизацией в юности и психопатологией в молодости сохраняется.
Однако мы также обнаружили, что виктимизация в детстве и подростковом возрасте независимо и по-своему влияли на показатель