Первая размолвка после XIV съезда Троцкого со Сталиным и первая «стыковка» его с Зиновьевым и Каменевым произошли на апрельском пленуме ЦК (1926). Началось это не с политики, а с экономики. Во время обсуждения на этом пленуме доклада Рыкова о хозяйственных задачах Каменев, Зиновьев и Троцкий внесли ряд поправок и практических предложений: ликвидировать товарный голод в стране путем увеличения производства товаров ширпотреба, обложить зажиточную часть деревни высоким налогом (это предложение касалось около 15 % крестьянского населения), наметить более ускоренные темпы индустриализации, чем это предлагалось в проекте ЦК (за это предложение троцкисты были названы Сталиным «сверхиндустриализаторами»), а чтобы стимулировать поднятие производительности труда, повысить номинальную и реальную зарплату рабочих. Эти требования сталинцы квалифицировали на пленуме… как «меньшевистские», а требование о повышении зарплаты, как «демагогическое» («История КПСС», т. 4, кн. I, стр. 446–447). Впрочем, коренной тактический недостаток всей платформы объединенной оппозиции в том и заключался, что в ней не было именно «демагогигических требований», рассчитанных на завоевание симпатии и популярности в народе, тогда как вся программа сталинцев была насквозь демагогична. Приведем только два примера. По решающему вопросу об источниках финансирования индустриализации («первоначальное социалистическое накопление») оппозиция (Преображенский, Г. Сокольников, Л. Шанин) считала, что ее надо финансировать за счет выкачивания средств из деревни, а Сталин считал, что это явилось бы грабежом крестьянства. Выступая с докладом об итогах апрельского пленума в Ленинграде, Сталин говорил:
«У нас есть в партии люди, рассматривающие крестьянство… как объект эксплуатации для промышленности, как нечто вроде колонии для нашей индустрии. Эти люди — опасные люди… Мы не можем согласиться с теми товарищами, которые требуют усиления нажима на крестьянство в смысле чрезмерного увеличения налогов, в смысле повышения цен на промышленные изделия» (Сталин, Соч., т. 8, стр. 142).
Даже послесталинская новейшая «История КПСС», после того уже, как Сталин, целиком приняв программу троцкистов и зиновьевцев, провел индустриализацию путем «военно-феодальной эксплуатации крестьянства» (Бухарин), писала:
«Их предложения вели к несовместимому с социализмом созданию промышленности путем ограбления крестьянства» («История КПСС», т. 4, кн. I, стр. 446).
Как будто сталинская «сплошная коллективизация» на основе ликвидации зажиточного крестьянства и тотальной конфискации его имущества, даровой принудительный труд этого крестьянства в концлагерях, нищенская оплата труда оставшихся крестьян в колхозах, — как будто все это не было «ограблением крестьянства»!
Другой пример. Оппозиция предлагала за счет увеличения вывоза продуктов сельского хозяйства ввозить необходимое машинное оборудование для ускорения темпов индустриализации. Сталин это предложение наркома финансов Сокольникова назвал, по аналогии с американским планом репараций для Германии, «планом Дауэса» для СССР, который направлен против интересов рабочих и крестьян. «Озабоченный», высоким стандартом их жизни, Сталин говорил на пленуме:
«Мы не можем сказать, как это говорили в старое время: "Сами недоедим, а вывозить будем". Мы не можем этого сказать, так как рабочие и крестьяне хотят кормиться по-человечески, и мы их целиком поддерживаем в этом» (Сталин, Соч., т. 8, стр. 128).
Даже больше. Сталин предлагал, чтобы рабочие получали сельскохозяйственные продукты, а крестьяне промышленные продукты подешевле и в изобилии. Вот его предложение на том же апрельском пленуме:
«Нужно принять меры к снижению розничных цен на продукты промышленности и на продукты сельского хозяйства» (там же, стр. 127).
Но делал Сталин совершенно противоположное тому, что говорил. Эту двурушническую натуру Сталина засвидетельствовал нам не какой-либо антисоветский орган, а сам орган ЦК КПСС, когда писал:
«В работе Сталина последовал разрыв теории с практикой. Во многих случаях он поступал прямо противоположно тому, что совершенно правильно говорил и писал» («Коммунист», № 5, 1956, стр. 25).
Что Сталин меньше всего хотел мира с оппозицией, а на XIV съезде только лавировал, не будучи уверен в столь легкой победе над «новой оппозицией» в Ленинграде, показывает отказ Сталина от компромисса январского пленума ЦК (1926).
На этом пленуме, как указывалось, Г. Евдокимов, один из лидеров «новой оппозиции» из Ленинграда, был введен в состав Оргбюро и назначен одним из секретарей ЦК, а Зиновьев оставлен членом Политбюро. Теперь, на апрельском пленуме, подводятся итоги успешного разгрома зиновьевского руководства в Ленинграде и заодно выносится постановление: «Пленум освобождает т. Евдокимова, согласно его просьбе, от обязанностей секретаря ЦК», хотя, конечно, никакой просьбы Евдокимова не было («ВКП(б) в рез.», ч. II, 1933, стр. 937). Куда безопаснее держать в безвластном Политбюро Зиновьева, чем иметь его помощника свидетелем во всевластном Секретариате.