К чему, собственно, эти странные теоретизмы о тех организмах, которые не могли бы ни родиться, ни существовать?
Да только к тому, что с их помощью легко иллюстрировать всевластность нервной системы в деле морфогенеза, видообразования и процесса эволюции.
Как мы можем убедиться, предположение, что именно нервная система, интегрируемая ретикулярной формацией (в процессе эволюции), строит организм «под себя», а многообразие видов образуется за счет степени ее развитости и вариативности, может считаться вполне допустимым.
Следы ее определяющего влияния заметны во всем — от общих форм любого тела, до дислокации рецепторики.
Это — не бесспорная точка зрения, но у нее есть множественные и прочные основания.
Как мы знаем, у всех позвоночных при самом феерическом разнообразии их форм и свойств мы видим стабильно роднящую их идентичность, как нейронов, так и типов связи меж ними, слагающихся в поразительно сходственные общие системы. Об этом трудно сказать лучше, чем проф. С
Расшифруем этот догмат классической нейрофизиологии, прекрасно сформулированный проф. Сергеем Николаевичем Оленевым. Первоначально (в контексте нашего исследования) он представляется и уязвимым, и конфликтным: если организм есть лишь «проекция» особенностей нервной системы, ее инструмент, то каким образом, при подобности нервных систем, мы видим такое разнообразие организмов?
Ответ, я полагаю, vulgus terminale и содержится в глобальном морфологическом обобщении различных форм жизни, сформированных развитой нервной системой.
Совершив это обобщение, мы перестанем видеть «существенные различия» меж организмами.
Exempli causa: