Прогулочки на чужом горбу

Я вышла в холл, но они обе стояли в дверях, провожая меня ласковыми улыбками. Поразительно, как много выигрываешь в глазах хозяев, покидая дом, где тебе не слишком рады. Ко мне вернулось веселое настроение.

— Спасибо большое за чай, желаю скорее найти пятую главу, — сказала я и помчалась по лестнице вниз.

Вечером, когда Ральф пришел домой, я рассказала ему о своем безрадостном визите во всех подробностях. Я была так разъярена, что даже предложила ему послать Джой счет, чтобы та его оплатила.

— Напрасная трата времени, — лаконично заметил он. — У нее нет ни гроша.

— Но ведь она получила аванс за вторую книгу.

— Ты и вправду хочешь, чтобы я отнял у нее эти деньги?

— Нет.

— Она влюблена, и потому не в себе.

— Да что это за любовь? Одни злобные пререкания.

— Не стоит расстраиваться из-за этого. Ты слишком близко к сердцу все принимаешь. — С Ральфом почти всегда так. Стоило мне пожаловаться на свои трудности или на то, что меня обидели, как он неизменно советовал мне плюнуть на все. — Она слишком поглощена веселым времяпрепровождением в компании Изабель, чтобы думать еще и о старых друзьях.

— Ну знаешь, сомневаюсь, чтобы их спор о преимуществах городской и деревенской жизни можно было назвать «веселым времяпрепровождением».

— Если хочешь, чтобы Джой оставалась твоей подругой, принимай ее такой, какая она есть, — бросил он и вернулся к своим занятиям. (Про что это он? — подумала я.) — К ней нельзя подходить с общепринятыми мерками.

И мне впервые за все это время пришло в голову: если Джой и не проявляет к нему интереса, это не означает, что его самого не тянет к ней.

Меня охватила холодная, тягучая ярость — ярость Агнес Мурхед, — и я услышала, как где-то в отдаленных мрачных уголках моего сознания со скрежетом отворилась дверь тюремной камеры. Руки мои похолодели, я чувствовала, что мне не хватает воздуха.

В ту же ночь, уложив детей спать, я пересказала ему все известные мне со слов Джой тошнотворные подробности ее связи с этой сумасшедшей Изабель, в том числе и про оргазмы, достигаемые с помощью механических членов. Слушая меня, Ральф от души презрительно хохотал, словно для него эти баталии и извращенные игрища представляли интерес исключительно в плане исследования человеческой природы, и к ним его добропорядочная натура могла испытывать одно лишь отвращение.

Все это, однако, было сплошным притворством. На самом деле ему хотелось совсем другого — стать третьим в этой компании. И в конце концов, так оно и произошло.

Сообщила мне об этом Изабель. Однажды ранним зимним утром в семь часов она позвонила мне и объявила: «Я требую, чтобы Ральф Тайсон немедленно покинул мою спальню». Я полагала, что Ральф в это время находится в Чикаго, а он, оказывается, был всего в восьми кварталах от дома и всю прошедшую ночь занимался тем, что изливал свою сперму на этот тандем.

Двумя часами позже, когда Ральф вернулся домой, я встретила его криком. Дети уехали на школьном автобусе в школу, и ничто не мешало мне дать волю своему гневу и отчаянию. Я плакала, стучала кулаками в стены, рвала на нем одежду и орала во всю глотку, распахнув окна настежь. Это было такое наслаждение. Люблю ярость. Люблю ее за то, что в отличие от страха, который остается с вами, исподтишка, коварно пожирая вас изнутри, ярость делает ваши чувства ясными, открывая путь для свободного их течения.

В то утро я осознала, что ни за что на свете не хочу больше прислуживать этому предавшему меня сукину сыну. Потому что я и в самом деле была для него прислугой. Права была мать Джой. Выходя замуж, подписываешь своего рода трудовое соглашение, и в тот день, когда я бросила работу и занялась домом и детьми, я поступила в полное распоряжение своего мужа.

Вначале я полагала, что в ситуации подобного рода утрата самолюбия является неизбежной. Ведь и моя мать прислуживала моему отцу. Но так как ей помогала служанка, ее обслуживание не носило столь ярко выраженный характер. Прислуга, по крайней мере, смягчает унизительность этих отношений. К тому же, в отличие от жены, ей платят жалованье. И спать со своим нанимателем ей не приходится. Не знаю, сознавала ли я все это в тот момент, когда кричала на Ральфа, но несомненно, что эти мысли пришли мне в голову позже.

Он пытался утихомирить меня, но в результате стал кричать сам. Так мы орали друг на друга чуть ли не полчаса и в конце концов оба расплакались. Утирая слезы, он скорбно признался мне, что случившееся ночью — честное слово, это была единственная ночь! — произошло не по его вине. Он так устал от вечного напряжения на работе, что потерял всякий контроль над собой, а Джой и Изабель воспользовались его слабостью, заманили его к себе и соблазнили.

Потом я простила его. В отместку за удар, нанесенный по моему самолюбию, я завела роман с неким художником — любителем гашиша, встреченным мной на одной выставке. Он мне открыл несколько новых интересных движений при копуляции, и, хотя мы с Ральфом как-то смирились с этими первыми супружескими изменами, нашему браку пришел конец. Через два года мы развелись.